Потом, уже много часов спустя, он произнес:

— Энджи, я тогда тебе совершенно серьезно сказал. Я люблю тебя. Это в самом деле так, я знаю.

А она ответила:

— Да ну, Макс, не говори ты этого, какая чепуха, тоже мне, нашел кого, ну как ты можешь меня любить? — Она улыбнулась, но улыбка у нее получилась какая-то горькая.

— Я правда тебя люблю, — повторил он, — именно что нашел и действительно люблю. Больше всего на свете. Я в тебя влюбился, еще когда мне было только шестнадцать и я тебя увидел в самый первый раз, тогда, во время обеда в «Рице». А ты помнишь?

— Да, помню. — Зеленые глаза Энджи внезапно повлажнели. — Мы тогда с Малышом только начали открыто появляться на людях, было страшно приятно, что можно быть вместе, что не надо больше без конца прятаться и скрываться, и он вдруг мне говорит: «Посмотри, вон мой племянник, видишь, с той красавицей».

— И о чем ты подумала? Что сказала? Или ты не помнишь?

— Помню, что сказала, хотя, может быть, мне и не стоило бы тебе этого говорить. Я сказала ему: «Да он и сам настоящий красавец». И о чем подумала, помню: что ты, должно быть, испорченный и самонадеянный маленький негодник. И я оказалась права.

— Ничего подобного, — возразил Макс. — Это нечестно, просто нечестно. — Он искренне, неподдельно обиделся.

— Именно так. Все честно, — отрезала Энджи. Она вдруг натянула на себя простыню. — Мне холодно.

Макс вздохнул. Атмосфера близости, любви и тепла оказалась нарушенной.

— Выходит, я для тебя ничего не значу? — спросил он. — Ты просто развлекаешься со мной. Так, да? Я у тебя всего лишь очередной мужчина на ближайшую неделю?

— Не надо, Макс, — тихо попросила Энджи. — Не надо все портить. Мы же еще только начали. Конечно, ты для меня что-то значишь. Разумеется. Но я еще сама не знаю, что именно и насколько это для меня важно. У меня все еще больно на душе, Макс. Я помню Малыша. Дай мне время.

— Извини, — совершенно искренне произнес он. — Я забыл об этом. Я дурак. Извини, ради бога.

— Ничего, — ответила Энджи. — И никакой ты не дурак.

С тех пор они стали очень много времени проводить вместе. Если бы у Макса была возможность сделать все по-своему, то он бы вообще все время проводил только с Энджи. Но такой возможности у него не было.

Энджи заявила, что ей нужна свобода, что она хочет сама распоряжаться своим временем, ей дорога ее независимость. У нее есть фирма, которую она и так забросила, есть близнецы, которых она забросила даже в еще большей мере, и что она в данное время просто не может посвятить всю себя, целиком и полностью, их взаимоотношениям.

Он встречался с ней два или три раза в неделю, и встречи эти проходили хорошо. Очень хорошо. Им было интересно и весело друг с другом. Энджи говорила, что с того самого времени, когда Малыш был еще молодым, ей никогда не было так интересно и весело, как теперь. Максу это было приятно.

Его перестали волновать — он даже сам не понимал почему — Фредди и Мэри Роуз, Хартест и Александр. Вся эмоциональная энергия, которую он не расходовал на работу, доставалась Энджи. Они постоянно ходили в рестораны, на танцы, в театры, а иногда заказывали из индийского ресторана что-нибудь на дом и смотрели видео. А еще они занимались сексом. Часто и подолгу. Макса изумляли и внушали даже некоторый благоговейный трепет и изобретательность Энджи, и ее аппетит, и просто то удовольствие, которое она получала в постели (а также и в машине, и в парке, и под душем, и в гостиной, а один раз — этот случай ему особенно запомнился — даже в театральной ложе). Макс всегда считал себя настоящим жеребцом, опытным мужчиной, которому гарантирован успех у женщин. Но в обществе Энджи он вдруг обнаружил, что по сравнению с ней он просто зеленый новичок. Однако до каких бы высот близости, безумства, экстаза они ни поднимались во время секса, потом, когда все кончалось, Энджи всякий раз моментально как бы душевно отстранялась от него, уходила в себя, воздвигала какие-то внутренние преграды, снова превращалась во вполне самодостаточного и «закрытого» человека.

Когда-нибудь, говорил себе Макс, когда-нибудь он сумеет добиться того, чтобы в какой-то очередной раз этого не случилось.

Однажды вечером, вскоре после того ужина с Шайрин в «Лэнгане», Макс пригласил Энджи в «Риц».

— Вспомним старое, — сказал он.

Ресторан был забит; казалось, все лондонские рестораны в то время были постоянно забиты, даже по будним дням, даже в понедельники. А был как раз понедельник. Понедельник, двенадцатое октября.

Они отлично поужинали; когда они сидели уже за второй рюмкой арманьяка (и Энджи успела высказать любопытное предположение относительно того, как она употребит применительно к Максу тот арманьяк, что стоит у нее дома), Макс бросил взгляд в зал и вдруг увидел Фредди, направлявшегося вместе с кем-то в сторону туалета. Мужчина, шедший рядом с Фредди, выглядел молодо и броско; Макс подумал, что это, наверное, и есть Брайан Бретт.

— Прости, — сказал он Энджи. — Природа требует.

Он поспешил вслед за Фредди и вошел в дверь туалета как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как тот свернул в сторону писсуаров. Макс стрелой рванулся в одну из кабинок и запер за собой дверь. Вскоре до него донесся голос Фредди:

— Порядок, Брайан. Теперь можно и назад, к нашим дамам.

— Порядок. А симпатичная она женщина, эта миссис Дрю.

— Правда, а? Повезло Чаку.

— Действительно повезло. Послушай, Фредди, пока мы тут одни, должен тебе признаться, что у меня сейчас туговато с наличностью. Я прикидывал, мне понадобится что-нибудь порядка… ну, скажем, шестидесяти сверх обычных кредитов. Есть ли кто-нибудь… в общем, ты не мог бы что-нибудь посоветовать?

— Господи, какая чепуха, — ответил Фредди. — Нет проблем. При такой сумме мы можем сами выступить поручителями. Не волнуйся ты об этом, Брайан.

— Великолепно. Разумеется, когда мы провернем это дело, то я не сомневаюсь, каждый из нас будет в выигрыше.

— И я не сомневаюсь.

— Шестьдесят, — проговорил Макс. — Шестьдесят чего, как ты думаешь? Тысяч? Сотен тысяч?

— Не-а. — Энджи мотнула головой. — Миллионов.

— Да. Пожалуй. Это же куча денег. Для банка такого размера, как наш, поручиться за подобную сумму… И я уверен, что это не единственный случай. Фредди страшный жадюга. Все о своих комиссионных думает.

— В наше время это не такие уж большие деньги, — сказала Энджи.

Было двенадцатое октября.

— Шайрин, — спросил Макс, — до тебя не доходили в последние дни разговоры о закулисных кредитах?

— Да, конечно. — Шайрин беспечно махнула рукой. — Об этом постоянно говорят. Фредди очень любит этим заниматься.

Было тринадцатое октября.