– Ты думаешь, он по-прежнему там?

– Возможно. Я думаю, нам лучше пойти и посмотреть.

– Сейчас?

– Завтра. Он будет с похоронной командой, а Надин во второй половине дня помогает на электростанции.

– Хорошо. Думаешь, мне сказать об этом Стью?

– Почему бы нам не подождать? Какой смысл поднимать шум, если нет уверенности, что дело важное? Мы можем и не найти гроссбух. Или окажется, что Гарольд записывал в него намеченные дела. А может, мы найдем в нем невинные байки. Или блестящий политический план, который вознесет Гарольда на вершину Зоны. Или выяснится, что записи зашифрованы.

– Я об этом не подумала. А что мы будем делать, если окажется, что в дневнике… что-то важное?

– Тогда, полагаю, нам придется поставить в известность постоянный комитет. Еще одна причина действовать быстро. Мы встречаемся второго числа. Пусть этот вопрос решит комитет.

– А он решит?

– Да, думаю, да, – ответил Ларри, но при этом он помнил, что сказал о комитете Лео.

Фрэнни соскользнула с края эстрады на землю.

– Мне как-то полегчало. Спасибо, что пришел, Ларри.

– Где мы встретимся?

– В маленьком парке напротив дома Гарольда. Скажем, завтра, в час дня?

– Отлично, – кивнул Ларри. – Там и увидимся.

Фрэнни пошла домой с легким сердцем. Ларри свел возможные варианты к минимуму. Гроссбух мог доказать беспочвенность всех их опасений. Но если бы он доказал обратное…

Что ж, в этом случае решение примет комитет. Как напомнил ей Ларри, следующее заседание намечалось вечером второго сентября, в доме Ника и Ральфа, который находился в самом конце Бейзлайн-роуд.

Когда она пришла домой, Стью сидел в спальне с фломастером в одной руке и увесистым томом в кожаном переплете в другой. Она прочитала название книги, вытисненное золотом на обложке: «Введение в Уголовный кодекс штата Колорадо».

– Тяжелая работа. – Фрэнни поцеловала Стью в губы.

– Это точно. – Он швырнул книгу через комнату, и она с грохотом приземлилась на комод. – Эл Банделл притащил. Он и его законодательная комиссия развили бурную деятельность. Послезавтра он хочет выступить на заседании постоянного комитета Свободной зоны. А чем занималась ты, прекрасная дама?

– Говорила с Ларри Андервудом.

Он долго и пристально смотрел на нее.

– Фрэн… ты плакала?

– Да, – она встретилась с ним взглядом, – но теперь мне лучше. Гораздо лучше.

– Это связано с ребенком?

– Нет.

– Тогда с чем?

– Я скажу тебе завтра вечером. Поделюсь с тобой всеми своими мыслями. А до этого – никаких вопросов. Идет?

– Дело серьезное?

– Стью, я не знаю.

Он долго, долго смотрел на нее.

– Хорошо, Фрэнни. Я тебя люблю.

– Знаю. И я тоже люблю тебя.

– В кровать?

Она улыбнулась:

– Кто быстрее разденется?

Первый день сентября выдался серым и дождливым, скучным и незапоминающимся, но он навсегда остался в памяти всех жителей Свободной зоны. Именно в этот день в домах Северного Боулдера вновь появилось электричество… пусть и на короткое время.

Без десяти двенадцать в пультовой электростанции Брэд Китчнер посмотрел на Стью, Ника, Ральфа и Джека Джексона, которые стояли у него за спиной. Нервно улыбнулся и сказал:

– Святая Мария, прояви милосердие. Помоги мне выиграть эту гонку.

После чего резко опустил вниз два больших рубильника. В гигантском, похожем на пещеру зале под ними завыли два пробных генератора. Пятеро мужчин подошли к окну во всю стену и посмотрели вниз, туда, где собралось около сотни мужчин и женщин, все – по приказу Брэда – в защитных очках.

– Если мы сделали что-то не так, я предпочитаю сжечь два генератора, а не пятьдесят два, – чуть раньше объяснил своим гостям Брэд.

Вой генераторов усилился.

Ник ткнул локтем Стью и указал на потолок. Стью поднял голову и заулыбался. Под полупрозрачными панелями начали светиться флуоресцентные лампы. Генераторы набирали мощь, вышли на устойчивое высокое гудение, и звук этот уже не менялся. Внизу толпа ремонтников зааплодировала, некоторые при этом морщились: ладони болели от многочасового натягивания и накручивания медной проволоки.

Флуоресцентные лампы теперь ярко светились, совсем как и прежде.

Ник испытал чувство, прямо противоположное тому, что накрыло его в Шойо, когда погас свет: там он внезапно оказался в могиле, здесь – воскрес.

Два генератора поставляли энергию в небольшую часть северного Боулдера – на Северную улицу. Люди, которые там жили, ничего не знали о пробном пуске, намеченном на это утро, и многие из них в страхе выбежали из домов.

Треща помехами, включались телевизоры. В доме на Еловой улице ожил блендер, пытаясь размешать смесь яиц и сыра, давно уже засохшую. Мотор блендера вскоре перегрелся и взорвался. В пустом гараже завыла дисковая пила. Засветились конфорки электрических плит. Марвин Гэй запел из громкоговорителей музыкального магазина «Музей восковых фигур», специализировавшегося на старых песнях. Быстрые слова и ритм казались ожившей грезой о прошлом: «Давай потанцуем… давай покричим… давай разберемся, что здесь такое… давай потанцуем… давай покричим»[189].

Силовой трансформатор взорвался на Кленовой улице, и спираль пурпурных искр зажгла мокрую траву, которая тут же потухла.

На электростанции один генератор завыл более пронзительно и отчаянно. Начал дымиться. Люди попятились, едва сдерживаясь, чтобы не броситься врассыпную. Помещение начал заполнять тошнотворно-сладковатый запах озона. Завыла сирена сигнализации.

– Слишком высокое напряжение! – проревел Брэд. – Мерзавец может сгореть! Перегрузка!

Он метнулся через пультовую к рубильникам и резко поднял их, отключая подачу электроэнергии.

Вой генераторов начал затихать, но лишь после того, как снизу донесся громкий хлопок, за которым последовали крики, приглушенные бронированным стеклом.

– Твою мать! – воскликнул Ральф. – Один загорелся!

Над ними флуоресцентные лампы сначала потускнели, потом полностью погасли. Брэд распахнул дверь пультовой и вышел на площадку. Его голос далеко разнесся по громадному залу:

– Залейте их пеной! Быстро!

Генераторы окатили пеной из нескольких огнетушителей, огонь потушили. Запах озона еще висел в воздухе. Остальные мужчины вышли на площадку следом за Брэдом.

Стью положил руку ему на плечо.