В пятницу он самым тщательным образом осмотрел собственный дом, настолько внимательно, насколько это можно было сделать, не прибегая к помощи полиции. Все вроде бы выглядело нормально, и Хэрод расслабился. Впервые за несколько лет он вдруг почувствовал, что может действовать, не опасаясь обрушить себе на голову горы дерьма в случае неверного шага.

В субботу утром, в самом начале десятого, он подъехал к своему дому, кивнул сатиру, поцеловал испанскую горничную и сказал кухарке, что она может взять выходной сразу после того, как приготовит ему завтрак. Хэрод позвонил домой директору студии, потом Шу Уильямсу, чтобы выяснить, как идут дела с «Торговцем рабынями», — фильм находился на последних стадиях монтажа: из него вырезали двенадцать минут, когда публика на предварительном просмотре начала скучать. Затем он сделал еще семь-восемь звонков, поставив в известность своих абонентов о том, что он вернулся и работает, и связался со своим адвокатом Томом Мак-Гиром. Хэрод подтвердил, что определенно намерен переехать в старый дом Вилли Бордена, сохранив там службу безопасности. Еще он осведомился, не знает ли Том хороших секретарей. Мак-Гир не мог поверить, что после стольких лет Хэрод решился уволить Марию Чен.

— Даже сообразительные цыпки становятся со временем слишком навязчивыми, — пояснил Хэрод, — Пришлось ее уволить, пока она не начала штопать мои носки и вышивать свои инициалы на моих трусах.

— И куда же она отправилась? — спросил Мак-Гир. — Обратно в Гонконг?

— Откуда мне знать, да и какое мне дело! — оборвал его Хэрод. — Сообщи, если услышишь о ком-нибудь с хорошей головой и навыками стенографии.

Он положил трубку, несколько минут задумчиво посидел в полной тишине и отправился в джакузи.

Хэрод стоял обнаженным под горячим душем и размышлял, не окунуться ли еще в бассейн, потом лег в ванну и чуть было не задремал. Ему казалось, что он слышит на изразцовых плитках шаги Марии Чен, идущей к нему с утренней почтой. Хэрод сел, вынул сигарету из пачки, лежавшей рядом с высоким фужером с водкой, закурил и откинулся к горячей струе воды, расслабляя все свои напряженные мышцы. «Не так уж плохо, когда можно позволить себе думать о другом», — решил он про себя.

Он снова почти погрузился в сон — сигарета догорала уже у самых пальцев, — когда вдруг из холла донесся четкий стук каблуков.

Хэрод резко открыл глаза, вытащил из воды руки и приготовился встать, если возникнет необходимость. Его оранжевый халат висел на расстоянии шести футов от него.

В первое мгновение он не узнал привлекательную молодую женщину в простом белом платье, которая вошла к нему с почтой, но, вглядевшись в глаза нимфетки на миссионерском личике, пухлую нижнюю губку и походку фотомодели, воскликнул:

— Шейла! Черт побери, как ты меня напугала!

— Я принесла вашу почту, — без всякого выражения сказала Шейла Беррингтон. — Я не знала, что вы являетесь членом Национального Географического общества.

— Господи, малышка, а я как раз собирался позвонить тебе, — торопливо забормотал Хэрод. — Объясниться и попросить прощения за тот неприятный эпизод прошлой зимой. — Продолжая ощущать неловкость, Хэрод невольно подумал: не использовать ли ее? Но нет. Это означало бы начать все заново. Некоторое время он вполне может обойтись и без этого.

— Все в порядке, — ответила Шейла. Ее голос всегда был тихим и мечтательным, но сейчас она говорила и вовсе как сомнамбула. Хэрод задумался, не открыла ли для себя эта бедная мормонка наркотики в течение долгого периода вынужденной безработицы? — Я больше не сержусь, — с отсутствующим видом добавила Шейла. — Господь помог мне это пережить.

— Ну и отлично. — Хэрод стряхнул пепел со своей груди. — Ты была абсолютно права — «Торговец» не для тебя. Все это ерунда, твой класс неизмеримо выше этого дерьма, но я разговаривал сегодня утром с Шу Уильямсом — он запускает проект для Ориона, мы с тобой идеально подходим. Шу говорит, что Боб Редфорд и еще какой-то парень по имени Том Круз согласились переснять старый...

— Вот ваш «Нэшнл Джиографик», — перебила его Шейла, протягивая журнал и стопку писем.

Хэрод сунул в рот сигарету, поднял руку и замер. Серебряный пистолетик, вдруг появившийся в руке Шейлы, был таким крошечным, что показался ему игрушкой, и у пяти произведенных им выстрелов звук тоже был абсолютно игрушечным.

— Эй! — воскликнул Тони Хэрод, глядя на пять маленьких отверстий в своей груди и пытаясь смыть их водой. Он посмотрел на Шейлу Беррингтон, рот у него открылся, выпавшая сигарета завертелась в потоках воды. — О черт, — прошептал продюсер и медленно откинулся назад. Горячая вода поглотила сначала его тело, затем лицо.

Шейла Беррингтон с безучастным видом смотрела на то, как бурлящая поверхность окрасилась в розовый цвет, потом постепенно стала очищаться вследствие поступления свежих потоков из кранов и работы фильтров. Круто повернувшись на высоких каблуках, девушка неторопливой походкой, с высоко поднятой головой, прошла в холл, предварительно погасив везде свет. В занавешенном шторами помещении стало темно, и лишь случайные солнечные блики, отражаясь от водной глади бассейна, отбрасывали на белую стену замысловатые тени. Будто фильм уже закончился, но проектор еще работает, высвечивая странные узоры на пустом целлулоиде киноэкрана...

Кесария, Израиль

Воскресенье, 13 декабря 1981 г.

Натали Престон ехала на своем «Фиате» к северу по дороге на Хайфу, то и дело останавливаясь, чтобы насладиться прекрасными пейзажами и зимним солнцем. Она не знала, доведется ли ей еще раз когда-нибудь побывать здесь.

Прежде чем повернуть к кибуцу Ма'аган Микаэль, ей пришлось задержаться из-за продвижения колонн с военной техникой, но когда она наконец добралась до подножия холма с разбросанными тут и там кущами рожковых деревьев, военных машин вокруг уже не было.

Как всегда, Сол ожидал ее возле огромного валуна у нижних ворот и открыл их, чтобы впустить «Фиат». Натали выскочила из машины, крепко обняла его, затем отступила на шаг и принялась рассматривать своего друга.

— Ты замечательно выглядишь! — воскликнула она, и это почти соответствовало истине. Сол выглядел гораздо лучше. Ему так и не удалось набрать потерянного веса, левая рука и запястье по-прежнему были перебинтованы после недавних операций, но борода его отросла, хоть и стала совсем седой, как у пророка. Темный загар сменил долго державшуюся бледность, а волосы уже доставали до плеч. Сол улыбнулся и знакомым жестом поправил очки в роговой оправе. Натали знала — он всегда так делает, когда смущается.

— Ты тоже замечательно выглядишь, — ответил он и махнул рукой молодому сабре, который наблюдал за ними со своего поста у изгороди. — Пойдем в дом. Обед почти готов.

Пока они ехали по подъездной дорожке к дому, Натали бросила взгляд на перебинтованную руку Сола.

— Как она у тебя?

— Что? — рассеянно переспросил он. — А, прекрасно. — Сол посмотрел на свои бинты так, будто видел их впервые. — Большой палец восстановить не удалось, но оказывается, без него гораздо удобнее. — Он улыбнулся. — По крайней мере до тех пор, пока остальные на месте.