униформе, приносящих пищу и воду. Всё чаще стал мелькать человек в белом халате со шприцем в руках. Тело Старой львицы всё реже вздрагивало от укола, боль, разливавшаяся по её телу, отступала за пелену наркотического тумана. Всё чаще она погружалась в реальность саванны, не признавая своих, скаля зубы на опасность не из этого мира.

Тяжёлая голова Старой львицы легла на его колено. Ночь опустил руку и потрепал её за ушами, касаясь жёсткой шерсти. Его боль и страдания Старой Львице слились в этот момент времени, создавая между ним понимание.

— Я помогу. — пообещал Ночь. Больше ему было нечего сказать. Он не знал, с чего начинать, но был уверен, что Ким сообразит. — Мне пора. — Он убрал руку, львица подняла голову с его колена.

Глаза её различали силуэт уходящего человека, но не чувствовали его запаха. Она рыкнула в темноту, но Ночь не понял её, просто поднял в знак прощания руку.

Растерянный Ким сбросил верёвку, даже не пытаясь помочь подняться Ночи. Не такого развития событий он ждал. Ночь, набрав полную грудь воздуха, остановил готовый излиться из него поток слов. Его речевой аппарат не был более приспособлен для разговоров, но он мог выдавливать из себя по паре слов, в правильном порядке.

— В паб. — Резко выдохнул Ночь, развернулся и пошёл знакомым путём.

— А верёвку сматывать мне? — Ким уловил произошедшие в старом друге перемены. Сматывая верёвку, он преодолевал смущение и растерянность. Он не мог смотреть на этого человека как на остальных. Беды других людей веселили Кима, заставляли его чувствовать себя выше, сильнее. Ночь же был героем, не получившим заслуженную награду. Искалеченный и выброшенный из социума, он как лев метался по тесному, как клетка, миру. Основой его для Кима были осколки его прошлого. Ночь был лишён и этого (жена и дети ушли от увечного, не приняв его изменения). Не стараясь успевать за убежавшим в темноту приятелем, Ким шёл знакомыми дорожками зоопарка и вспоминал, как тут всё выглядело при его первом посещении. Он тогда мечтал стать ветеринаром или биологом, открывающим новые, неизученные виды. Время расставило всё на свои места. Вот он, калека, «несётся» по ночному зоопарку, торопясь понять другого убогого.

В пабе был полумрак. Тед стоял за своей стойкой, протирая бокалы и бросая недовольные взгляды на парочку задержавшихся выпивох. В углу паба, на любимом месте Кима сидел Ночь, склонившись над столом.

— Воды. — Ким опустился на стул у барной стойки. Колени предательски дрожали, во рту пересохло. Обычно он так не спешил. — Давно гость занял моё место?

— Ворвался, помахал руками. — Красный Тед (так Ким его звал из-за того, что во время волнения к его лицу приливала кровь), поставил перед ним высокий стакан, налил из бутылки воды. — Прохрипел что-то похожее на «ручка, бумага». Когда получил, унёсся писать. А вы с ним как "близнецы".

Ким чуть не подавился водой от возмущения. Закашлялся, пытаясь превратиться всем телом в знак вопроса.

— Он говорит так же, как ты удерживаешь в руках предметы. — Твёрдый, внимательный взгляд упёрся в глаза Кима. — Зря ты так с ним. Вы как близнецы-братья, должны держаться вместе.

— Красный, — Ким откашлялся, в горле щипало и приходилось выдавливать слова, — не лезь не в своё дело. У него слава, семья и дети. А что останется после меня?

— Это ревность. — Тед поставил на стойку бара новую бутылку воды. — Тоже чувство.

Тед откинул голову и громко засмеялся, становясь всё краснея. Кровь поднималась от напряжённого горла вверх, заливая цветом всё лицо. Как Ким ненавидел эту черту в спасшем ему жизнь человеке! Самое обидное, время показывало, что Тед был всегда прав. Не найдя в себе сил поддержать его смех, Ким погрузился в состояние холода. Так, он называл психический кокон, в который прятался, когда каждое утро и вечер заставлял себя заниматься с гантелями или выгонял из инвалидной коляски, доказывая, что способен не только перерабатывать элитный алкоголь в мочу.

Пока Ким проходил внутреннюю трансформацию, он уловил на себе взгляд. Повернувшись к своему столику, встретился глазами с темнотой под капюшоном Ночи. Дальше оттягивать разговор не было смысла. Оставив внутри себя холод, Ким двинулся в угол и сел напротив Ночи. Вся поверхность стола была покрыта листами бумаги с очень странными рисунками. На некоторых была изображена Старая Львица, на других — люди. Третья часть рисунков напоминала Киму о дикой природе из телевизора, так как изображённое на них очень походило на африканскую саванну.

Перемещая листы по поверхности стола, Ким непроизвольно сложил их тремя стопками. Рука Ночи появилась над столом и пересортировала рисунки на четыре группы. Ким поднял вопросительный взгляд, Ночь ответил новым листом бумаги, уже без рисунка. Верхним в четвёртой стопке лёг лист со словами: «Помоги ей».

Взяв в руки всю стопку, Ким внимательно рассмотрел рисунки, ища связь между ними. На первом была изображена Старая Львица со странным тёмным пятном на месте репродуктивных органов. На следующих трёх рисунках присутствовал человек в белом халате (очень похожий на ветеринара зоопарка, где Ночь мог его видеть?), держащий в руках шприц. Тот на всех рисунках оставался пустым. На последнем листе были только гноящиеся больные глаза Старой Львицы.

— Переверни.

Ким перевернул последний рисунок и увидел с обратной стороны ещё одно изображение Старой Львицы, там странное пятно увеличилось в размерах и уплотнилось.

— Она больна. — Ким пытался сложить в голове, всё, что хотел донести до него Ночь. — Лекарства не помогут. Ты просишь усыпить её?

— Я обещал.

— Хорошо. — Ким не мог просто так на веру принять такую серьёзную информацию. Он уже высчитывал, через сколько часов придёт на работу в зоопарк ветеринар.

— Напиши. — Голос Ночи напоминал сейчас рык льва. — Что сделаешь.

— Мне написать расписку, что я помогу избавить львицу от страданий?

— Да.

Пожав плечами, Ким взял лист со словами «Помоги ей», чуть ниже написал: «Я помогу ей», поставил число и расписался. Как только была поставлена подпись, Ночь выдернул листок из-под рук Кима, свернул его и убрал в карман.

— Не получилось. — Ночь хотел выразить, как он огорчён, но его горло плохо справлялось с членораздельной речью, а уж о передаче эмоций не следовало и мечтать. — Устал, домой.

— Можешь передохнуть у меня. — А вот голос Кима выдал его незаинтересованность в гостеприимстве.

Ночь хмыкнул, достал из-за пазухи сложенный вдвое листок, опустил его перед Кимом. — Увидимся.

Заинтригованный Ким краем глаза уловил, как гость поднимается с места и уходит, пока он разворачивает листок и рассматривает рисунок. На рисунке был изображён сам