– Фэллон…

Он почувствовал, как рука Лукана легла ему на плечо. Как всегда, брат в тяжелую минуту оказывался рядом. Жаль, что первенцем оказался он, а не Лукан, подумал Фэллон. Брат всегда умел вовремя принять верное решение. И никогда бы не променял братьев на бутылку вина.

– Ты сейчас хлопнешься в обморок, – ворчливо пробормотал Лукан, поддерживая Фэллона. – Много будет проку от тебя Ларине, если ты помрешь?

У Фэллона не было сил спорить на эту тему. Ему очень хотелось, чтобы Ларина одному ему была обязана своим спасением, но он понимал, что отвергнуть помощь Лукана было бы верхом эгоизма.

– А если ей понадобится еще кровь?…

– Тогда Соня возьмет мою, – сердито отрезал Лукан, не дав брату договорить. – Зачем спрашивать? Ты ведь и сам это знаешь.

Но Фэллон просто обязан был спросить. Ему хотелось доказать всем: и себе, и братьям, – что он все-таки стал таким, каким его хотел видеть отец: главой клана, человеком, умеющим взвешивать последствия и принимать верные решения.

– Ее раны затягиваются. – Шепот Сони в тишине спальни показался неестественно громким.

– Слава Богу! – Кара судорожно стиснула руки.

Фэллон прижал порезанную руку к груди. Все, что осталось от раны, оставленной когтем Лукана, был чуть заметный розоватый шрам, который исчезнет через пару дней.

Соня пощупала лоб Ларины, потом приложила пальцы к ее шее.

– К счастью, жара у нее нет, да и сердце уже бьется почти нормально. Думаю, она справится, Фэллон.

– Спасибо, – прошептал он, обращаясь к друиду. – Теперь я твой вечный должник.

Улыбнувшись, Соня заправила за ухо прядь медно-рыжих волос.

– Благодаря тебе у меня теперь есть дом. Так что это самое малое, чем я могу отплатить тебе, Фэллон. А теперь мы с Карой попробуем с помощью магии ускорить выздоровление. Учитывая, сколько крови мы влили в Ларину, думаю, это займет всего пару часов.

Взяв чистую льняную тряпку, Соня намочила ее в воде и принялась смывать с лица и рук Ларины засохшую кровь.

Кара направилась к двери.

– Пойду поищу что-нибудь подходящее из одежды для нашей гостьи.

Фэллон устало провел ладонью по лицу. Он своими глазами видел, что раны Ларины заживают, но так и не смог заставить себя выпустить ее руку. Он уже решил, что останется тут до тех пор, пока она не очнется, чтобы своими глазами убедиться, что она будет жить.

– Матерь Божья! – вдруг ахнула Соня.

Фэллон резко обернулся.

– В чем дело?

– Ее кольцо… – Соня кивнула на руку Ларины.

– И что? – Лукан вскочил на ноги. – С ним что-то не так?

Соня дрожащей рукой указала на крупный молочно-белый овальный камень, которым было украшено кольцо.

– Ты знаешь, что это за кольцо?

– Нет. – Фэллон покачал головой. – Заметил только, что она никогда его не снимает. Это кольцо постоянно у нее на пальце.

– Ты поехал в Эдинбург, чтобы узнать хоть что-то о Свитке. А он все время был у тебя под носом. Похоже, она Хранительница Свитка.

Фэллон растерянно уставился на кольцо. Потом нагнулся пониже – и ему показалось, что там, внутри кольца, что-то есть…

У него застучало в висках. Фэллону внезапно вспомнилось, как он сказал Ларине, что ищет Свиток, чтобы с его помощью освободить Куина. А она, получается, все это время знала, что Свиток существует… что он у нее. Знала – и молчала. Он открыл ей душу… а она умолчала о том единственном, что могло спасти его брата!

– Но… как?! – прохрипел Фэллон.

– Магия, – пожал плечами Лукан.

– Никому и в голову не пришло бы искать его там, – кивнула Соня.

Фэллон потряс головой. Предательство Ларины поразило его в самое сердце. При мысли о том, что все это время она обманывала его, у него все поплыло перед глазами. Ощущение было такое, словно ему не хватает воздуха. Ему хотелось бежать из этой комнаты… никогда не видеть ее. Фэллон попытался встать, но ноги плохо слушались его. Он зацепился за стул, и упал бы, если бы Лукан вовремя не поддержал его.

__ Что с тобой? – всполошился брат.

Фэллону не хватило духу сознаться, каким идиотом он был все это время.

– Я хочу уйти отсюда, сейчас же! – просипел он.

Лукан не столько вывел, сколько выволок его из комнаты.

– Тебе нужно отдохнуть.

– И еще выпить.

Господи… он сейчас убил бы за стакан вина! Решив бросить пить, Фэллон, конечно, знал, что будут дни, когда ему придется бороться с собой, и заранее готовился к этому. Но обман Ларины лишил его остатков сил. Жажда сводила его с ума. Во рту пересохло, язык словно прилип к гортани. Ничего, глоток вина быстро приведет его в чувство.

«Угу. Иди, напейся. Заглуши свою боль вином. Это же так просто! И все останется по-прежнему».

Фэллон ненавидел себя за слабость. И радовался, что теперь он не один. Он хорошо понимал, что, не будь рядом Лукана, он бы сейчас рыскал по замку в поисках вина.

– Что произошло в Эдинбурге? – спросил Лукан, и толкнув плечом дверь соседней комнаты, втащил туда старшего брата.

Рухнув на постель, Фэллон невидящим взглядом уставился в потолок.

– Слишком много всего… и слишком мало.

Боль от предательства Ларины внезапно отодвинулась вглубь, и Фэллон, пусть и неохотно, заставил себя признать, что девушка просто защищала Свиток. Да и он тоже хорош: даже не потрудился объяснить, в чем состоит его план. Будь он на месте Ларины, тоже предпочел бы держать язык за зубами.

Да, он вел себя как дурак… самый настоящий дурак. Ларина никогда не будет принадлежать ему – как бы он этого ни хотел. И может, оно и к лучшему.

Дейрдре нетерпеливо барабанила ногтями по каменной стене подземелья. Она совсем извелась, дожидаясь возвращения Джеймса и Брока, которые должны были привести с собой женщину-Воителя.

По губам Дейрдре скользнула улыбка. Женщина! Кто бы мог подумать, что древние боги выберут женщину? Уж точно не она. Может быть, есть и другие? Дейрдре мечтательно зажмурилась. Нужно нынче же отправить всех своих шпионов на розыски.

Дейрдре незаметно бросила взгляд на одну из немногих друидок, которых она оставила в живых. Застыв словно изваяние, Айла незаметно стояла в углу – из-за неподвижности ее можно было принять за одну из статуй, выстроившихся вдоль стены.

Айла с сестрой были совсем еще юными и невинными, когда попали в плен к Дейрдре. Души людей были для Айлы открытой книгой, а поймав на себе пронизывающий взгляд ее бледно-голубых глаз, таких светлых, что казались бесцветными, мужчины мгновенно теряли дар речи.