не предавала, и так неприятно видеть, что некоторые так быстро поверили Афанасьеву.

— Выглядишь сногсшибательно. Глаз не оторвать, — горячо шепчет на ухо Дима.

Сегодня наш день. И я решаюсь расслабиться и не думать ни о чем, кроме этой ночи.

— Ты тоже. Честно говоря, я ждала, что ты укоротишь свои волосы. Но ты меня не послушал.

— Милен…

— Тебе и так идет, не отрицаю. Тянуть не стану. В конце концов, это твои волосы, а не мои, — улыбаюсь, проводя кончиками пальцев по колючей щеке парня. — Ты с матерью общался?

— Ага. Ушла уже. Они с отцом не могут терпеть друг друга. А точнее, мама больше всего. Сказала, что потом еще встретится со мной.

Я вижу, что Диме тоже неприятно, что его мать так поступила. Не понимаю… Это же свадьба ее сына. Единственного сына! Могла бы остаться и уж потерпеть своего бывшего мужа, который, кстати говоря, очень даже хороший человек. В отличие от нее. Не понравилась она мне. Даже не представилась!

Гости расходятся по домам. Столько я красивых пожеланий услышала, столько прекрасных слов о том, как мы с Димой круто смотримся со стороны. Это так приятно… А такая теплота по телу растекается…

— Уже уезжаете? — спрашивает моя мама, когда мы идем в сторону дома.

— Ну да! У них же теперь свой дом есть! — отвечает вместо нас Сергей Владиславович.

Свой дом — это он имеет в виду особняк. Позавчера он так скомандовал, что мы будем жить там. И чтобы никаких других планов не строили. Дима не очень хотел. Готовился как-то отмахнуться, но я согласилась. А он лишь спросил, уверена ли я в своем решении, на что я ответила положительно.

— Мамуль, через пару дней приеду. Не скучайте.

Поцеловав сестру и племянницу, сажусь в машину Димы.

Домой доезжаем примерно за час. А может, и больше. Дима сидит за рулем и уверенно ведет автомобиль. Мне нужно было снять свадебное платье и натянуть что-нибудь поудобнее, однако Беркутов сказал, что мечтает снять этот наряд с меня сам. Собственными руками.

— Выходи, — открывает дверь Дима и протягивает мне руку, которую я сразу же сжимаю, покидаю салон. Беркутов рывком тянет на себя и прижимает к своей твердой груди, целуя в губы.

— Эй, не торопись. В дом пойдем.

Звонит Димин телефон. Он что-то бубнит себе под нос, но все же отвечает.

— Подожди минуту, — шепчет он. — Да, мам. Да, уже дома. Что случилось?

Он хмурится, поджимает губы.

— Мам, прямо сейчас? — короткая пауза. — Окей, я понял.

Прячет телефон а карман и выдыхает.

— Что такое?

— Мама встретиться хочет.

— Прямо сейчас? — повторяю я его же вопрос, который он секунды назад задал своей матери. — Завтра никак?

— Завтра она улетает в Англию. Поэтому да, сейчас. Подождешь меня? Сам хочу снять, — кивает на платье, хитро ухмыляясь.

И снова прижимает к себе.

— Хочу тебя очень сильно, женушка ты моя любимая. Вернусь очень скоро. Жди меня, окей? — горячо шепчет в губы, провожая до самой комнаты.

— Не опаздывай. Дико устала. Усну и буду кусаться, если начнешь лапать меня. Не люблю, когда меня будят посреди ночи, — специально предупреждаю, чтобы не задерживался.

— Так точно, Милена Тимуровна, — рассмеявшись, он снова целует меня в губы и выходит из нашей спальни.

Да только появляется не скоро.

Глава 19

Мне кажется, что я жду целую вечность.

Но я жду. Жду до самого утра. До пяти часов. Ни на минуту не прикрываю глаза. Потому что Беркутов абсолютно пропал. Дима не отвечает на мои звонки, никак не выходит на связь, чем очень тревожит меня.

Лишь сообщение о том, что он уже в пути, заставляет сердце биться куда реже, чем это было несколько минут назад, когда я волновалась, не зная, что думать.

Едва Беркутов заходит в комнату, я резко встаю с кровати и приближаюсь к нему. Как и обещала, платье я не сняла до сих пор. Но Дима сейчас не выглядит таким… Не горит желанием дотронуться до меня, как это было буквально три часа назад.

Совершенно не понимая, что происходит с моим мужем, я сама тянусь к нему и обнимаю за шею.

— Что случилось? — спрашиваю охрипшим голосом. Узел галстука ослаблен, рукава рубашки закатаны до локтей. Выглядит он каким-то растерянным и… измученным, что ли…

— Ничего, — он даже не пытается обнять в ответ или же поцеловать.

— Как это ничего? Что сказала твоя мать? Ты почему такой уставший и почему тебя не было несколько часов, Дим? Это наша брачная ночь. Надеюсь, ты в курсе? Думала, ты вернешься куда раньше. Думала, ты вообще горишь желанием сделать меня своей. Снова и снова. Я даже платье не сняла.

— Сняла бы… — безэмоционально отвечает он. Внутри разливается неприятный холодок, ударяет по мозгам.

— Может, мне еще и уйти? — нервно усмехаюсь я, не в силах реагировать спокойно на его странное поведение. — Дим, что происходит?

Он скользит внимательным взглядом по моему лицу, останавливается на губах и шумно сглатывает. Я смотрю на него в упор и замечаю в черных, как бездна, глазах странный блеск. Обычно такой блеск появляется, когда наворачиваются слезы.

— Дим, — шепчу, притягивая его к себе. — Что происходит, а? Я готова выслушать.

Его руки наконец оказываются на моей талии. Беркутов прижимает меня к себе и впивается в губы с таким напором, будто целует в последний раз в своей жизни. Пусть от этих мыслей становится дурно, но все же у меня получается отогнать их как можно дальше и сосредоточиться на столь страстном поцелуе мужа. Я поддаюсь ощущениям.

Дима опускается к шее. Влажные губы касаются плеч, скользят до локтей. Я не понимаю, что с ним творится. Может, он действительно очень хотел меня, но на что-то расстроился и приехал поздно? И в итоге сейчас не может сдержать себя и набрасывается, как изголодавшийся зверь?

Понятия не имею…

Он поворачивает меня к себе спиной и в спешке снимает с меня платье. Я остаюсь перед ним в полупрозрачных стрингах, которые он в следующее мгновение срывает с меня.

— Дим… — я хочу сказать, чтобы он был поосторожнее. Поаккуратнее. Мне совсем не нравится его грубость и этот безумный напор. Однако он перебивает меня.

— Чш-ш-ш. Лови кайф.

Дима подталкивает меня к кровати. Раздевается и ложится на меня сверху. Глаза у него черные-черные.

Поймав поцелуй в губы, я снова чувствую, как Беркутов покрывает мое тело влажными губами. Он скользит все ниже и ниже. Аж до пупка. А потом, убедившись, что я возбуждена