Число 16 – максимальные размеры рабочей команды, число типов человеческого поведения, число свойств, которые ты можешь развить как человек.

Четверка – это цикл человеческой деятельности. И есть тройка: три человеческих цвета – черный, белый и красный. Когда-то люди видели только эти три цвета. В то время была возможность создать много человеческих разновидностей. Но в какой-то момент была выбрана лишь одна форма из множества возможных. И тогда красный цвет превратился в спектр хроматических цветов. Так возникла та форма человека, которую ты считаешь единственной.

Синий, желтый, зеленый – это все разновидности красного. Был выбрана Красная Вселенная, а Черная и Белая остались нераскрытыми. Первый шаг на пути дея – познакомиться с Черной и Белой Вселенными. Эти миры устроены совершенно иначе, чем наш. Чем отличается желтый цвет от синего?

– Длиной волны, – неуверенно сказал я.

– Да, в Красной Вселенной мы описываем цвет через длину волны. Но это условная связь. Цвет живет в сознании, и когда ты раскрываешь один из трех цветов, ты вбираешь определенный способ видения Вселенной, способ работы с ней. Так появляются фотоны, палочки-колбочки в твоей сетчатке и многое другое.

В Черной Вселенной нам приходится связывать цвет с чем-то другим. Там все другое, в ней нет ни волн, ни фотонов. Чтобы увидеть эти миры, нужно раскрыть черный и белый цвета так же, как у нас раскрылся красный цвет. Вот почему мы стремимся увидеть другие цвета, которых нет в нашем опыте. Самостоятельно это не получится, нужна помощь Троллидора. Если это произойдет, ты увидишь мир таким, каким его увидели бы те, кто выбрал в качестве основы черный или белый цвета, а может быть, и все три цвета сразу. Это другие варианты не только восприятия, но и жизни.

Когда ты соприкасаешься с Троллидором, он дарит тебе возможность увидеть то, что не положено тебе как человеку. Ты видел эти запретные вещи лишь потому, что вся твоя обычная жизнь, все твои желания и воспоминания прекратились, как только ты увидел Троллидора. Он подарил тебе черные цвета. Это самое главное, что ты вынес из своего путешествия. Все восторженные чувства, грандиозность космоса, знание и наличие силы, которая управляет его жизнью – все это лишь твои переживания, сопровождавшие главное. Троллидор подарил тебе инструмент изменения твоего сознания – возможность выхода за пределы человеческих ограничений.

Когда научишься видеть черные и белые цвета без помощи Троллидора, сможешь произвольно скользить по полю сознания, в том числе и за человеческими пределами. Но это станет возможным только в том случае, если ты очистишь свое сознание от наслоений прошлой жизни и начнешь создавать внутри себя совершенно новое существо. А зародыш этого нового существа после встречи с Троллидором в тебе уже есть.

– Зачем мне этот зародыш?

– Только в него ты сможешь поместить свою волю. В Красной Вселенной все места уже заняты, и воля находится там, где ей положено. Нужно сместить равновесие Вселенных, и тогда твоя воля станет основой тебя.

– Воля? – Я перестал понимать, о чем идет речь. – Что такое воля?

– Воля – сердцевина тебя, то, чему нельзя приказать, но что должно приказывать. Пока она спит, а наша задача – ее разбудить.

Я решил поразмышлять над этими словами позже и попробовал перевести разговор на тревожащую меня тему:

– Что такое светящиеся поляны? Что такое Светящийся Змей? Что означали все упражнения, которые мы делали?

– У тебя пока нет языка, на котором все это можно объяснить. Я тебе могу рассказать лишь сказки, но когда ты поймешь, что это было на самом деле, ты упрекнешь меня в том, что я вводил тебя в заблуждение. То, что я рассказываю тебе про цвета, гораздо точнее отвечает на твои вопросы, чем мои слова, вроде «светящиеся поляны и Светящийся Змей составлены из материи твоего сознания, а мы, инструкторы, хитрым способом дали твоему сознанию раскрыться». Я как будто сказал правду, но на самом деле солгал, поскольку не привел эту отрывочную фразу в связь с другими сторонами нашего учения. А связь эта возможна лишь тогда, когда по капельке, по крупице, ты начнешь из очищенного сознания выращивать в себе Дея.

Инструктор замолчал. По его лицу вдруг пробежала волна изменений. На неопределенное лицо и пластичную мимику наложилась форма его прототипа.

– Ночь закончилась, – сказал он вопреки очевидности. Как раз в этот момент наша поляна погрузилась в полную темноту.

– Ночь закончилась, – еще раз сказал он, делая особое ударение на слове «ночь», ударение, заставившее «Ночь» засветиться тем невозможным прозрачно-черным светом, который впервые вспыхнул внутри меня, когда я делал свой выбор.

– Не забудь поговорить с каждым из нас при свете Дня.

– И с Локкой? – осторожно спросил я.

– Ну, с Локкой в первую очередь, – засмеялся Инструктор.

Новая группа ожидалась через два дня. С самого утра мне не хотелось ни завтракать, ни общаться с кем-либо, даже с Коброй. К полудню мы спустились к хате, не надеясь на обед. Но посреди густой травы на вытоптанной поляне стоял большой деревянный стол, извлеченный, наверное, из подвала. За столом расположились Черногорец, Скандинав, Упырь, Доктор, Толстяк, Барбаросса, Помощник и Мавка. На этот раз Мавка не была обнаженной – на ее голое тело была наброшена белоснежная накидка. Был и новый человек – высокий мужчина лет под сорок, с красивым аристократическим лицом и с легкой сединой на висках. Я назвал его Рыцарем.

Инструктор находился среди них, но ничем не выдавал своего привилегированного положения. Он снова был самим собой, и от пугающей вчерашней расплывчатости не осталось и следа.

Рыцарь с нескрываемым интересом разглядывал нас. Мы сели и выпили по большой кружке молока.

– Похоже, что с этими ребятами мы будем работать, – сказал Помощник, показывая на нас.

Рыцарь приподнялся и поклонился столь же церемонно, как это обычно делал Барбаросса. После секундной паузы наши инструкторы продолжили разговор, не обращая никакого внимания на нас. Рыцарь рассказывал о работе трахтемировской группы.

В отличие от нас, эта группа не была привязана к домику, не ставила палаток, а обитала под открытым небом. Они спали, зарывшись в кучи листьев, им запрещено было говорить, они могли только изъясняться жестами, подсмотренными у животных и насекомых.

Как я понял, основой их практики было длительное многочасовое слежение за перемещениями выбранного насекомого или змеи. Особенно ценилась способность долгое время следить за муравьем. Муравьи в муравейнике совершенно неотличимы друг от друга, и слежение за ними требует неимоверной концентрации внимания. В итоге формировалось полное знание языка жестов и поз выбранной в качестве тотема живой твари.