Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Войска капитана Мерсера дошли до Гента, куда удалились Людовик XVIII и его двор. Войскам было вменено в обязанность предоставить королю почетный караул. Мерсер пишет:
«Наши подчиненные были весьма рады этому назначению, поскольку ничего не нужно было делать. Их прекрасно кормили, и они очень мило проводили время вместе с несколькими молодыми людьми из охраны, которые всегда находились там. Многие из них были почти мальчиками, и в передней Его Христианнейшего Величества часто устраивались подушечные бои и другие игры, сильно отдававшие детским пансионом. Королевская конюшня располагалась в барачных постройках и состояла главным образом из серых лошадей, восемнадцать или двадцать из которых были приобретены по случаю у шотландцев».
Бурбоны могли видеть, как древний и живописный город заполняется войсками. Одним из развлечений шотландцев было наблюдать, как катается в своей карете герцог Беррийский; форейторы[75] Его Высочества, в своих глазированных шляпах и париках с косичками, в обтягивающих камзолах и огромных сапогах, с удивительной ловкостью орудовали кнутами, размахивая ими над головами направо и налево и наполняя воздух звуками, напоминавшими варварскую музыку.
Мерсер и его офицеры подружились со многими военными из охраны Людовика XVIII и часто обсуждали с ними политическую ситуацию. Ничего не было известно ни о положении французской армии, ни о планах Веллингтона, но ежедневно приходили полки из Англии, останавливаясь на ночь и вновь отбывая, не имея представления о конечном пункте своего назначения.
Даже офицеры Людовика XVIII разделяли господствовавшее в Европе убеждение, что никто не сможет победить Наполеона. Они очень радовались британским солдатам, когда те проходили через Гент, но полагали, что в предстоящем конфликте они будут повержены Наполеоном и его Великой Армией.
25-го числа войска снова были на марше и вечером прибыли в Сен-Жиль. Здесь Мерсер расположился в доме juge de paix (мировой судья — фр.) и его жены, в то время как его солдаты и лошади были расквартированы по соседним фермам. Это была территория, долгое время находившаяся под властью французов, и говорили, что здесь поддерживали Наполеона; однако английским солдатам был оказан в деревне самый теплый прием. Прежде чем отобедать в своем новом жилище, Мерсер посетил своих солдат, которых расселили на фермах по трое и четверо:
«Я увидел, что у этих хороших и простых людей они чувствуют себя как дома. В большинстве домов они уже обедали вместе с семьей — по крайней мере, были приглашены отобедать; повсюду чувствовалось самое лучшее настроение и наилучшее взаимопонимание между хозяевами и гостями».
Лошади также находились под присмотром в стойлах с чистой соломой, их ясли и кормушки были наполнены клевером. Фермеры охотно принимали лошадей, поскольку навоз был очень нужен для обработки земли. Повсюду в этой дружелюбной стране даже самые неброские домики сияли чистотой. Местом для трапез служила кухня, где обычно находились стол и скамейки и висели отполированные до блеска медные горшки и сковороды; в гостиной стояли старомодные стулья и тяжелый дубовый стол; окна были разнообразно завешены ослепительно белыми занавесками, портреты святых украшали стены, а восковые фрукты — каминную доску, и в каком-нибудь подобающем месте непременно находилось распятие. Поля вокруг были плодородны и полны созревавшим урожаем: пшеницей, хмелем, гречихой, клевером, льном, всё — высочайшего качества, результат тщательной заботы и труда.
Этот судья и его жена не сомневались, что англичане вынуждены будут бежать к своим кораблям, как только Наполеон решит появиться; они хорошо относились к французам и ждали возвращения некоего полковника, который в прошлом останавливался у них на постой. Тем не менее пришельцы вносили в их жизнь приятное разнообразие, если были приятными людьми, и английские гости были встречены добрым гостеприимством.
Войска снова двинулись в направлении Брюсселя; жена судьи утирала слезы, обнимая Мерсера на прощанье и желая ему всего наилучшего, а ее фламандская кухарка оплакивала его конюха. Мерсер пишет:
«Большинство крестьян, у которых наши солдаты остановились на постой, сопровождали их на парад, и было интересно наблюдать, с какой сердечностью они жали друг другу руки при расставании… А ведь это были сторонники Наполеона, согласно нашему судье. Со своей стороны, я полагаю, что им было совершенно все равно, жить ли под правлением Наполеона или Оранской династии, лишь бы ничто не мешало их земледельческим трудам».
Маршал князь Блюхер прибыл в Нижние страны, чтобы принять командование прусской армией, и герцог Веллингтон направил ему приветственное письмо, в котором сообщал, что на границе было спокойно, хотя в Валансьенне возросло количество французских генералов и штабных офицеров.
Герцог, находясь в постоянной переписке с королями, принцами и министрами и будучи отягощен задачами дипломатии и организации, в то же время укреплял города Нижних стран для длительной обороны и изучал рельеф местности с точки зрения возможных сражений. Казалось, что каждому, кто занимал в Европе сколько-нибудь важное место, нужен был его совет, и, кроме того, его засыпали просьбами служить при его штабе или принять на службу отрекомендованных родственников.
В этих письмах и депешах часто встречались упоминания о штабных офицерах, посланных к нему из Англии, обычно принцем-регентом, которых ему нечем было занять. Иногда он был готов уволить пару-другую этих людей и объяснить в письме домой, что у него слишком много молодых неопытных помощников-джентльменов; но регент мало обращал на это внимания и продолжал назначать своих кандидатов, в то время как герцог напрасно ждал хорошей британской пехоты, лошадей и оружия, в которых испытывал сильную нужду. Он не жаловался, но готовился наилучшим образом использовать все имеющееся. Все же он позволил себе выразить свои чувства в письме, посланном 8 мая генерал-лейтенанту лорду Стюарту:
«У меня очень плохая армия, очень слабая и плохо вооруженная, и очень неопытный штаб. По-моему, они там в Англии бездействуют… Они не набрали ни одного человека; они не собрали народное ополчение ни в Англии, ни в Ирландии; они не в состоянии ничего мне прислать; они даже не направили в парламент запрос о деньгах. Поэтому, насколько мне известно, военный настрой постепенно испаряется».
Англия, действительно, спорила о войне так, словно бы она зависела от этих дебатов, и среди ее состоятельных подданных вошло в моду посещать Брюссель. Город был переполнен гостями, среди которых находилось много офицерских жен, которые в полной мере наслаждались оживленной светской жизнью.
Однако над Брюсселем нависла опасность, поскольку появились признаки того, что Наполеон активно готовится к вторжению в Бельгию. 9-го числа герцог написал генерал-лейтенанту сэру Генри Хардингу, который состоял при штабе Блюхера:
«Представляется, без сомнения, что вражеские войска собираются у Мобежа и Валансьенна, особенно у первого. Сообщение было прервано вчера, и стало известно, что Бонапарт находится в Конде. В Генте мне сообщили, что в тот день он покинул Париж».