— Погоди, ты хочешь сказать, что твой папаша умом тронулся? — спросила Полина.

Я прямо задохнулась от такой наглости. Ну как Полина не понимает, что нельзя так говорить!

— Думаю… — кивнула Галя. И как она умудряется терпеть Полинины выходки?

— Но почему?

— Ох, он писал такую чушь! Вот привезу письма — почитаете сами. Прямо на него не похоже совсем!

— Да, судя по всему, что я узнала об этом человеке, на него это совсем не похоже, — задумчиво проговорила Полина. — Не таков был Седой, чтобы помешаться на старости лет. Да и не старый он был. Кстати, а почему у него такая кличка?

— У него с молодости волосы седые… — ответила Галина. — Лицо молодое, а волосы белые совсем. Какая-то история у него в юности приключилась, вот после нее он и поседел. Я не знаю точно.

— Понятно, — проговорила Полина. — Ну что, надо читать письма?

— Ох, я и не знаю, — с сомнением сказала Галя. — Что в них можно найти? По-моему, мы только время потратим. Нет, я, конечно, привезу письма, если хотите, все равно в город еду завтра, но только сомневаюсь я сильно, что помогут они нам.

— Галя, я поеду с тобой, хорошо? — попросила я.

— Для чего? — удивилась Галина.

— Ну, мне не терпится почитать эти письма! Пожалуйста, я не буду тебе мешать! — Я умоляюще посмотрела на Галину.

— Да ты мне не мешаешь совсем! — пожала она плечами. — Если хочешь — поехали!

— Так, а детей ты, конечно, мне сплавляешь? — мрачно посмотрела на меня Полина.

— Поленька, но ведь это для общего дела!

— Конечно! — усмехнулась Полина. — Ладно, езжай! Но только попробуй мне ничего не узнать! — Сестра сунула мне под нос внушительный кулак.

— Но ведь это не от меня зависит! — развела я руками.

— Так, ладно, решено: вы занимаетесь письмами, а я слежу за Тимофеем, — распределила роли Полина и отправилась спать. Мы тоже улеглись.

На следующий день мы с Галиной с первой электричкой уехали в город. Галинина малосемейка располагалась далеко от центра. От электрички нам пришлось еще ехать четыре остановки на автобусе, а потом идти пешком в гору. Я сразу устала и проклинала себя за то, что ввязалась в эту поездку. Ноги болели. Дорога была ужасной, неасфальтированной, мне в пятки, просвечивающие через легкие босоножки, постоянно втыкались какие-то колючки, травинки, камешки… Я просто удивлялась, как Галя спокойно идет по этим кочкам и не жалуется. Я же просто изнылась.

Наконец мы подошли к серому пятиэтажному дому, одиноко стоящему посреди маленьких, покосившихся частных домишек. Мы поднялись на пятый этаж (это прямо было издевательство какое-то!), Галина отперла дверь.

— А что, квартирантов нет твоих, что ли?

— Нет. Они на работе.

Мы вошли в квартиру. Она была совсем крохотная, даже скудная мебель еле-еле умещалась в узенькой комнатенке.

— Садись, Оля, — показала Галина на диван. Я опустилась на него и невольно съежилась и подобрала ноги, ощутив себя лишней в этом нагромождении.

— Я сейчас, — Галина рылась на полках. — Вот, — сказала она, доставая небольшую шкатулочку. — Здесь письма.

Галина отперла шкатулку маленьким ключиком. Я увидела небольшую стопочку писем, перевязанных черной ленточкой.

— Это я перевязала, — тихо сказала Галя. — Когда папа умер.

Она перебирала стопочку в руках, не развязывая ленты. Глаза у Галины были грустными-грустными.

— Можно я посмотрю? — Мне не терпелось увидеть то, что было написано в письмах.

— Да, конечно, — словно очнулась Галина. — Смотри. Извини меня, я просто задумалась…

— Да, да! — бормотала я, выхватывая у нее письма и лихорадочными движениями развязывая ленточку.

Письма рассыпались мне на колени. Я взяла одно, самое верхнее.

«Милая моя доченька… — замелькали перед глазами знакомые синеватые строчки, написанные химическим карандашом, — все вспоминаю время, что проводил с тобой. Как в лес ходили, как в пруду купались. А помнишь, как мы с тобой ловили рыбу? Ты могла все часы проводить на берегу…»

Ничего особенного, все в таком духе. Я отложила это письмо и развернула следующее.

«Галочка, солнышко! Как ты живешь без меня, чем занимаешься? Я все представляю тебя с удочкой в руках. Ты не ездила в этом году на рыбалку, милая? А помнишь то место, где мы с тобой поймали здоровенную щуку, которую еле до дома дотащили? Помнишь? Ты съезди туда, девочка, поброди возле березы старой, где червей копали. Накопай и сходи на рыбалку, помяни отца тем самым…» — я удивленно подняла на Галину глаза.

По ее щекам текли слезы, она тоже перечитывала эти строки.

— Вот про это письмо я говорила, — глотая соленые капли, сказала Галя. — Бедный папа! Ты видишь, какую ерунду он пишет? Накопай червей, сходи на рыбалку, помяни отца… Да разве мне тогда до рыбалки было? Глупость какая!

— Да, может быть… — задумчиво произнесла я. — Может быть… Ты знаешь, Галя, я, пожалуй, возьму это письмо с собой. Если можно, конечно.

— Господи! Да бери, конечно. Только зачем оно тебе?

— Нужно, — уклончиво ответила я. Просто чувствовала, что Седой вовсе не идиот и не старый маразматик, и ничего не станет писать просто так. Я еще не знала до конца, чем мне поможет это письмо, но все-таки чувствовала, что все это не просто так.

— Так, Галя, у тебя еще дела здесь есть? — пряча письмо в сумку, сказала я.

— Дома нет. Мне на базар сходить нужно.

— Поехали, — проговорила я, вставая. — И на дачу поскорее вернемся. Чую я, недолго нам осталось ждать разгадки.

Галя посмотрела теперь на меня как на пациентку психдиспансера и, ничего не сказав, вышла в коридор.

Мы спустились на улицу и пошли к остановке. Улица, как я уже говорила, не из лучших в Тарасове, к тому же в этот час она была пустынна. Мы болтали о чем-то, стараясь не замечать неудобств, как вдруг на нас налетело что-то непонятное. Это был высокий, сутуловатый человек. Лицо его скрывала маска. Я могла бы поклясться, что это был мужчина. Он сильно ударил меня в грудь. Так, что я отлетела в сторону, а сумка моя на длинном ремешке подлетела вверх и куда-то исчезла. В это время мужчина кинулся к обезумевшей от страха Галине, которая стояла, не в силах вымолвить ни слова от страха, и, сбив ее с ног, выхватил сумку из ее рук. После этого он метнулся в сторону и исчез за деревьями.

Я поднялась на ноги и бросилась к Гале. Она стояла на коленях и тихо всхлипывала. Я поняла, что опасность миновала, и тут меня, наконец, прорвало.

— Помогите! — завопила я на всю улицу. — Грабят!

Галина почувствовала поддержку и заорала, подражая мне:

— Помогите! Милиция!

Голоса наши очень хорошо слились в унисон, вскоре мы увидели бегущего в нашу сторону человека в милицейской форме.