– Всегда пожалуйста, – улыбается он и наставительным тоном добавляет: – А я вот думаю, ты замечательная, Лорелея.

Я улыбаюсь ему:

– Думаю, ты тоже замечательный, Оливер.

Он удивляет меня, когда обхватывает руками мое лицо, наклоняется и прижимается губами к щеке. Поцелуй слишком близок ко рту, чтобы быть невинным, но он не касается моих губ. Это и поцелуем-то на самом деле не назовешь.

Или можно назвать? Я чувствую, как мой пульс колотится в горле, и задерживаю дыхание, чтобы не произнести ни звука. Он задерживается на один спокойный медленный вдох, после чего отстраняется.

– Тогда, – выдыхаю я, – может, встретимся где-нибудь попозже?

– Малышня, вы что это, целуетесь?

Мы инстинктивно отпрыгиваем друг от друга, оборачиваемся и видим с подозрением косящегося на нас Не-Джо. Его прическа в жутком состоянии, больше похожа на помятый кактус, чем на ирокез, а футболка надета задом наперед.

– Нет, – смущаюсь я. – Мы просто…

Ладно, может, мы действительно вот-вот бы поцеловались. Поганец Не-Джо.

– Да мать вашу, – он полукричит-полустонет, – раз не целуетесь, тогда свалите с дороги. Мне нужно прилечь.

Сегодня понедельник – единственный день, когда магазин закрыт для покупателей, и Оливер открывает ему дверь. Мы оба смотрим, как Не-Джо вваливается внутрь и направляется в читальный уголок.

– Мне нужно внедрить систему наименований своего похмелья, как у ураганов, – бормочет он, укладываясь на диване. – Это назову Эбби, первостатейная шлюха.

Оливер наблюдает за ним с оправданным подозрением: ставлю восемь к одному, что Не-Джо собирается заблевать диван.

– Что ты вообще здесь делаешь? – интересуюсь я. – Почему не дома?

– Думаю, кому-то понадобился его кошелек. – Оливер достает его из-за стойки и кидает его на грудь Не-Джо. – Держи, герой.

– Слишком громко, – стонет тот. – И тут слишком ярко. Наверное, именно так себя ощущают аутисты.

Оливер с ужасом хохотнул, прежде чем ответить:

– Джо, ты совсем ебанулся, ты что несешь?

– Только вот не говори мне, что я не прав.

Раздраженно покачав головой, Оливер идет за стойку и включает музыку. Звуки разрывают тишину магазина, а Оливер достает воображаемую гитару.

– Да! – Я подыгрываю ударными на стойке.

– Ну какого хера, а! – Не-Джо переворачивается и утыкается лицом в подушку.

Оливер подходит к читальному уголку и кричит прямо ему в ухо:

– Врежем рок в этой дыре!

Не-Джо бьется в конвульсиях, а меня пробирает на хохот.

– Это Revelation?[32] – спрашиваю я Оливера.

Он кивает и, высунув кончик языка, «исполняет» гитарное соло.

– А ты когда-нибудь думал об этом? – спрашиваю я, а Оливер возвращается к стойке немного уменьшить звук.

– О чем думал?

Когда я смотрю на него – на эту широкую улыбку, на пальцы, бегающие по грифу нелепой воображаемой гитары, на гримасу крутого рокера, то понимаю, что его очки сглаживают его образ, остужают, будто добавляют льда в напиток.

Без них он сплошная резкость и вибрирующий цвет: сверкающие голубые глаза, теплые губы, темная щетина.

– Стив Перри против Ранула Пинеды[33]. – Видя его непонимание, я поясняю: – Парень, который на YouTube пел каверы Journey и в конце концов стал их новым вокалистом.

Оливер увлеченно кивает головой в такт музыке:

– А, точно. Кажется, где-то слышал.

– Я про то, что бы ты выбрал – настоящие или трибьют-группы?[34]

– Подожди, я думал, Переда – это и есть настоящие Journey.

Я притворяюсь, что раздражена:

– Ну ты же понимаешь, о чем я!

Он пожимает плечами:

– Я думаю, это смотря о ком мы говорим.

– Ну хотя бы о Дилане.

Лежа на диване, Не-Джо тихо стонет: «А?» И открывает один глаз. Он мгновение смотрит на нас и медленно моргает от самого странного молчания на свете. Наконец он отворачивается, чтобы спрятать лицо, возвращаясь к своему похмелью.

– Да ну, на фиг, – качая головой, говорит Оливер, снова вливаясь в нашу дискуссию. – Боб Дилан – легенда. И потом, по сути все музыканты – это трибьют-группы Дилана.

– Ну ладно-ладно, – соглашаюсь я. – А как насчет Heart?[35] Ты выберешь сегодняшних молодых телок, горланящих Barracuda, или же самих сестер Уилсон в их шестьдесят…

Оливер выглядит потрясенным:

– Из тебя какая-то фиговая феминистка.

Смеясь, я ему отвечаю:

– Феминизм тут ни при чем. Я просто рассуждаю. Представь себе реалити-шоу, где идет кастинг участниц для трибьюта. Насколько же нужно ненавидеть свою великолепную карьеру длиной в сорок лет, чтобы потом состязаться со своей же трибьют-группой?

Он подходит и ерошит мне волосы:

– Вот почему я никогда тебя не оставлю.

Я замираю, затаив дыхание, и все внутри побуждает меня насторожиться. Наверное, моя реакция написана у меня на лице, и до Оливера тут же доходит, что он сказал.

– Черт, Лола. – Он обнимает меня за плечи и притягивает мое лицо к своей шее. – Я просто хотел сказать, ты такая милая. Конечно же, я тебя никогда не оставлю.

И это правда, говорю я себе. Он серьезно.

– Может, вы двое уже наконец перепихнетесь и покончим с этим? – стонет Не-Джо с дивана. – Господи боже, кто-нибудь, нужно срочно освятить это проклятое место.

Мы отодвигаемся друг от друга, но на этот раз иначе. Наши руки разъединяются куда медленнее: ладони, пальцы, затем их кончики.

– Мне нужно сделать несколько звонков, – говорю я Оливеру. – Чем будешь потом занят?

Он пожимает плечами и смотрит на мой рот:

– Пока не знаю.

Я спиной иду к двери, наблюдая за его медленно расцветающей улыбкой. Внутри меня что-то щелкает. Я словно наклоняюсь и сама подаю тот мячик в центр площадки:

– Окей, я позвоню тебе попозже.

Я давно знаю, что Лола редко когда повинуется импульсу. Если не считать нашу свадьбу в Вегасе, ей обычно требуется время – будь то секунды или дни, чтобы взвесить все за» и «против. Никогда не знал кого-то, настолько осмотрительного.