В моей жизни совсем нет волшебства. Понимаешь? Совсем. Я все сама. Сначала было очень круто. А сейчас… Как будто пусто жить. Понимаю, что многого могу добиться, только не хочется ничего.

* * *

Юлин голос стал совсем тихим и грустным. Она остановилась посреди дороги.

– Знаешь, Оль, а вдруг мы его все-таки найдем?! Ведь тогда все полностью изменится. Это будет мое личное волшебство, которое покажет мне смысл. А если не найдем, ну что же… В общем, будет все понятно и с этой жизнью, и с этим миром. Значит, он фейковый, как соседский Дед Мороз.

В интонации, с которой подруга произнесла последние слова, было столько для Оли знакомого. Она помнила, что именно с такими нотами Юля навсегда расставалась с парнями из их двора и меняла места работы. Лучше бы этот цветок все же нашелся.

* * *

– А я хочу просто на него посмотреть, – сказала Ольга вслух, – мне кажется, он такой редкий именно потому, что бесконечно красивый. И мне давно уже снится один и тот же сон.

Как будто я выхожу на поляну, залитую светом. И знаю, что там что-то невозможно прекрасное. А еще знаю, что, посмотрев на это, смогу потом через каждый свой рисунок рисовать именно его. Но я все время просыпаюсь за секунду до того, как увижу…

Этот разговор придал решимости обеим женщинам. Они теперь чувствовали себя не просто самонадеянными и глупыми. А вдруг поняли, что все эти годы хотели сделать что-то действительно особенное и только в компании друг друга смогли на это решиться.

Между тем лесная дорога сделала поворот и повела их мимо болота. Подруги помнили эти места по ягодникам. Тут летом можно было набрать крупной черники, правда, с риском быть съеденными заживо комарами. А осенью – размотать тонкие нити внутри кочек и выбрать бусины клюквы. На болоте что-то охало и тихо стонало. Ноги сами собой несли быстрее мимо.

– Куда конкретно мы идем? Где искать будем? – спросила Ольга и поняла, что они почему-то вообще не обсудили этот очевидный момент. Еще один признак того, что происходило нечто странное.

Юля в ответ тихо засмеялась:

– Мне кажется, нам не нужно ничего знать. Просто пройдем еще немного. Он или там – впереди. Или его вообще нет. И тогда – домой. Но я точно напьюсь.

Еще несколько шагов они прошли по лесной тропинке.

И вдруг… В стороне от дороги показался свет. Он будто бы вынырнул или выплыл откуда-то. Этот свет мог оказаться чем угодно. Хоть чьим-то фонариком в ночном лесу. Мог быть опасен. Но подруг было не остановить. Почти бегом, спотыкаясь о кочки и петляя между деревьев, они двинулись к тому месту.

Деревья раскинули над ними свой темный шатер, луна подмигивала из бесконечного небесного колодца, аромат сырой земли дурманил. Еще несколько шагов. И они вышли…

* * *

Небольшая лесная поляна была полностью освещена призрачным мерцанием. Среди резных листьев июльского папоротника на подруг смотрели бесконечно трогательные звездочки серебристых цветов. Невесомые, сотканные из тумана и грез. При взгляде на них открывалось сердце и текли слезы. Обе молодые женщины опустились рядом с диковинными цветами на землю и совершенно обомлели от восхищения. Так прошли минуты, а, может быть, часы или даже десятки часов. Время совершенно потерялось.

* * *

Казалось, через целую огромную жизнь Юля заговорила первая:

– Оль, я не знаю, что это. И не хочу знать. Пусть это будет просто подарком вселенной. Но я хочу сказать, что теперь понимаю, что ты – сестра моей души, потому что мы нашли их здесь вместе.

Ольга вздохнула и отозвалась:

– Мне кажется, что мы много раз уже – во многих жизнях и многих мирах – находили их. И вот так держали друг друга за руки, чтобы не потеряться и не забыть, что это самое важное.

Осень – черный платок

Но красный летний платок не будет на моей голове всегда. Он начинает спадать с волос, как падают с берез первые листья в конце августа. На смену ему приходит черный платок осени.

На этом платке особенно красиво видны все плоды – фрукты, овощи, колосья, орехи и семена. Оранжевые тыквы и бурые шляпки боровиков. Желто-красные листья. Алая рябина. Я все собираю в большую корзину. Ощущение хорошо проделанной работы.

А теперь пора сесть и разобраться, что здесь к чему. Чем закончился этот цикл. Чем богаты, чему рады. А что оказалось лишним. В чем фальшь и червоточина. Уметь ясно видеть результаты – так же важно, как и создавать поток.

Дар и задача осени – быть предельно честными с самими собой. Уметь разбирать и выбирать. Те семена, в которых есть сила и смысл для нового витка спирали, – отправляются в закрома. Те, в которых больше нет энергии, – нужно с благодарностью отпустить.

Если в погреб положить гнилое яблоко, оно заразит весь урожай. Если в хранилищах будет слишком много зерна, туда заберутся мыши и погубят все собранное. Чувство правды, чувство меры. Зрелость и умение осознанно предпочесть настоящее и главное.

Люди хотят вечного лета. Они боятся морщин старости и правды осени. Но суть в том, что именно осень хоронит отжившее. Без нее невозможно появление по-настоящему нового.

Принимая осень, мы получаем возможность прожить не один, а множество циклов за одну жизнь.

Черный платок осени пахнет сыростью перегнивающей земли. Бубен старой шаманки сначала поет гимн урожаю. А потом ритм становится все более глухим и низким. В нем слышится грусть и неизбежность. Осень идет к точке перехода. Бубен знает, какая следующая песня.

* * *

Смерть неразделима с жизнью. Смерть – неотъемлемая часть цикла. Она – выдох. Она – освобождение от прошлого.

Моя человеческая часть боится того, что я увижу под черным платком. Съеживается и просит пощады. Ей хочется бежать обратно к свету. Она не знает ничего по ту сторону и опасается, что смерть поглотит мой мир навсегда. Глухой и низкий голос бубна. Я собираю всю свою смелость. Я прошу духов помочь мне вспомнить, как это происходило множество раз до этого.

И я слышу голос: «Отпускай. Просто отпускай».

Сон про обрыв

Жить в горах – особый навык. Здесь с детства крепкие ноги. Легкие привыкают дышать так, чтобы хватало кислорода, хотя воздух разрежен. Но стоит тебе уехать, как тело все забывает.

Мария вернулась в родное селение и сразу почувствовала, что все это время горы ждали ее. Они радовались каждому ее шагу и каждой небольшой победе в странном плоском мире, что в далекой стране. Но снова приняли как дочь дочерей, стоило ей появиться у подножья.

В их деревне ничего не менялось. Тот же старенький мазанный глиной дом. Бабушка постарела немного, и деду сложнее стало разгибаться, когда поднимал с земли спелые яблоки в их маленьком саду. Но время здесь щедро к людям, век их долог.

* * *

Сразу после приезда, чуть только высохли слезы радости от долгожданной встречи, Мария отпросилась прогуляться. Нужно было вдохнуть полной грудью дикую красоту родных мест, которые вырастили ее такой свободной, дали силу и благословили творить свою жизнь, как вздумается.