К его удивлению, в кинотеатре свободных мест почти не осталось. Жители Зофии выкроили один-два часа, чтобы обрести прибежище и радость в этом теплом, темном кинотеатре и послушать язык, который они не понимали. Ян опустился на деревянное сиденье у прохода и уставился на экран. Была уже середина фильма, но это не имело никакого значения. Он пришел сюда подумать, заставить свою непослушную память раскрыть не дававшую ему покоя мысль, которая дразнила его. Он посмотрел на яркие вспышки алого, пурпурного, желтого и ярко-голубого цветов и снова, как и три года назад, подивился гению, мастерству и магии американца по имени Уолт Дисней. И когда через несколько минут семь гномов один за другим возвращались в свой домик с песней, слова, сказанные отцом Вайдой совсем недавно, снова воскресли в его памяти. «Нам не грозит эпидемия?» Глаза Шукальского стали круглыми. Нам не грозит эпидемия?

Он смотрел на экран, но больше не видел ни польских субтитров, ни ярких красок и не слышал веселой музыки. Вместо этого перед его глазами возникла ферма Вилков, которую болезнь милостиво спасла от нацистов. Он сказал, что им повезло. Лучше заболеть тифом, чем стать рабами рейха. И он представил Ганса Кеплера. Анализы немецких лабораторий обеспечат его отсрочкой от службы. Ян Шукальский вдруг почувствовал безудержную дрожь во всем теле.

– Вот мост, который, пожалуй, следует уничтожить, – сказал Брунек Матушек, указывая палкой на грубую карту, которую сам начертил на земле. Четыре человека уставились на нее: Мойше Бромберг, Антек Возняк, Давид Риш и Леокадия Чеховска.

– Этот мост через Вислу находится на главной железнодорожной ветке из Кракова в Люблин. Если мы засечем поезд с боеприпасами, который идет из Кракова и не разгружается в Зофии, или поезд, который загружается на складе боеприпасов и направляется дальше на север, тогда станет ясно, что его конечной точкой является Люблин. Такой поезд пересечет реку вот здесь.

Давид Риш напряженно смотрел на карту, представляя местность этого района. Он ее хорошо знал. За последний год Давид, разъезжавший на своей рабочей лошади, стал главным разведчиком группы. Он также разбирался в поездах.

– Кому-то надо будет вести наблюдение за складом Зофии и выбрать для нас цель. Давид?

Молодой человек поднял голову.

– Капитан, вы мне приказываете?

Брунек терпеливо покачал головой.

– Давид, я никому не приказываю. Я не берусь командовать ни вами, ни кем-либо другим. Это план, в котором обязаны участвовать все, иначе ничего не получится.

– Я буду вести наблюдение за складом, – ответил Давид. Он снова уставился на карту, сожалея, что не чувствует расположения к этому крепкому поляку. Верность делу сионизма не оставляла в сердце Давида места для дружбы с этим капитаном-неевреем. Но молодому человеку пришлось согласиться, что Брунек все же сумел вдохнуть в группу жизнь, чего ему самому никак не удавалось вот уже длительное время. Давид жаждал деятельности. Ему не терпелось как можно скорее увидеть плоды борьбы, он хотел, чтобы сопротивление немедленно добилось успеха. На длительное планирование у него не хватало терпения.

– Если мы спустим такой поезд с рельсов, – продолжал Брунек, – тогда у нас появится оружие и боеприпасы на тысячу человек.

– Но стрелять из него будет некому, – угрюмо добавил Давид.

Теперь заговорил Мойше.

– Сперва самое главное, Давид. Сначала оружие, тогда, возможно, появится и армия.

Давид сердито смотрел на свои руки. Его охватило нетерпение. Ему нужна была армия, и прямо сейчас. И он знал, как ее собрать.

– К несчастью, – услышал он голос Брунека, – мы не сможем это отрепетировать. Придется воспользоваться этим единственным шансом, поскольку сомнительно, что представится еще один. Так вот, если смотреть на мост, который находится прямо здесь, – указал он палкой, – прямо под Сандомежем, поезд ждет здесь, пока солдаты переходят мост и проверяют, не заложена ли взрывчатка и не совершена ли иная диверсионная работа. На поезде, а также в паровозе и в служебном вагоне находятся вооруженные люди, так что все подходы к стоящему поезду тщательно просматриваются. За исключением одного.

Четыре человека подняли головы. Брунек улыбнулся.

– Я говорил, что знаю, как сделаться невидимым. Я приближусь к поезду с той стороны, за которой немцы не следят.

– Я подберусь к поезду снизу.

Ян Шукальский прибыл в больницу в шесть часов утра. Он решил отложить текущую работу и проверить, что происходит в инкубаторе лаборатории. Ян включил лампы дневного света, затем подошел к инкубатору, открыл дверцу и вытащил пробирку с культурой бактерий. Он поднес ее к свету, содержимое было совсем мутным. «Хорошо, – не без удовольствия подумал доктор. – Все же наблюдается рост бактерий. А теперь будем надеяться, что старик все-таки не страдал хроническим простатитом».

Он осторожно вытащил пробку, понюхал содержимое и чуть улыбнулся, почувствовав слабый запах аммиака, являющегося продуктом разложения метаболизма протеуса.

Ян вернул пробирку в инкубатор, убрал чашку Петри, содержавшую питательную среду из студня водорослей, поднял крышку и осмотрел поверхность ровной, похожей на желатин среды. Несколько небольших колоний бактерий росли на той полосе, куда их днем раньше засеяли. Эти колонии напоминали маленькие светлые бусинки, наполовину погрузившиеся в карамельного цвета сверкающую поверхность студня из водорослей. Сначала ему пришла в голову мысль, что все эти колонии похожи на кишечную палочку или стафилококк. Подняв чашку к свету и наклоняя ее вперед и назад, он пытался рассмотреть отражение света на поверхности чашки.

За небольшими исключениями все колонии были похожи друг на друга. Вполне возможно, что почти вся культура представляла собой протеус. Оболочки не появилось, и если культура представляет протеус, то это неспособный к самопроизвольному движению штамм. А Х-19 был как раз неподвижным штаммом. Доктор поставил чашку в инкубатор.

Несколько минут спустя Ян вернулся в свой кабинет и застал ожидавшего его Ганса Кеплера.

– Доброе утро, – сказал Шукальский. Он провел рукой над батареей отопления и не почувствовал тепла.

Кеплер стоял у окна в свитере рыбака, толстой шерстяной куртке, темных брюках и вертел в руках вязаный колпак с помпоном. Он резко обернулся и спросил:

– Доктор, вы сможете мне помочь?

Шукальский немного помедлил и сел. Он заметил, что в бледном утреннем свете и без униформы Ганс Кеплер кажется таким беззащитным.

– Пожалуйста, садитесь, герр ротен… – он осекся и откашлялся, – пан Кеплер. Да, я постараюсь помочь вам.

Молодой человек уставился на врача.

– Пожалуйста, садитесь, – повторил Шукальский. – Так вот, должен сказать вам прямо, что никаких гарантий нет. И, что еще важнее, я должен еще раз подчеркнуть, что надо соблюдать полную секретность. То, что я предприму, в высшей степени рискованно для нас обоих. Одно слово об этом, и…