Большинство крупных концернов имели своих начальников и подчиненных. Но Бофельт предпочитал называть членов группы руководства командирами. Участники еженедельных собраний не должны были знать, чем занимаются другие отделы. Им были известны лишь главные цели. А дальше уже дело было за пиарщиками, отделами безопасности, финансов, идеологии и кадров. У каждого отдела были свои задачи. О работе соседних отделов знать не полагалось. Полную картину знал только Бофельт. Ну, может быть, еще его отец, Людвиг, хотя он уже и ушел на пенсию. Ну, и сам Амид, само собой. Он был как паук в центре паутины. У него не было полномочий принимать решения, но Бофельт обычно прислушивался к его предложениям.

Он кивнул двум охранникам, бесшумно выдвинувшимся к подиуму. Их британское происхождение было видно невооруженным глазом. Почти прозрачная светлая кожа, коротко подстриженные редкие волосы с рыжинкой. Зато послужной список не вызывал сомнений. Они охраняли Эжена Тербланша[33], который был убит в 2010 году вскоре после их увольнения. Понимали ли они что-нибудь из того, что происходило вокруг, – этого Амид не знал. Чем меньше им было известно, тем лучше для них. Им платили не за то, чтобы они были в курсе происходящего. Перед ними ставили только две задачи: устранять угрозы и служить живыми щитами.

Сам он знал все. Это и была его работа. Потому его и выбрали в Ливане, когда он был подростком. Его взгляд на мир целиком совпадал с мировоззрением Бофельта. Оба знали, кто их главный враг.

Амид смотрел из окна на трехсотлетней давности пакгауз в порту Копенгагена. Вид был потрясающим. И абсолютно не таким, как пейзажи его детства на Голанских высотах. Никакой песчаной пустыни, лишь блеск спокойной воды. А сегодня в гавань вошли еще и парусные фрегаты под шведскими флагами. Красивые суда, ничего не скажешь. А вот о шведах он был невысокого мнения.

Карстен Бофельт опирался обеими руками на кафедру и оглядывал своих служащих. Все было так, как он и рассчитывал. Амид свое дело знает. Люди сидели на предназначенных для них местах, солнце светило в окно, но не слепило его. Воздух был прохладным благодаря кондиционеру, а рядом на кафедре стоял стакан холодного чая из ромашки, подслащенного медом, для смягчения его напряженных голосовых связок.

Он сделал краткий обзор событий последней недели. Рассказал о купленных китайских концернах. О планах выхода на биржу Шанхая. Успехах дочерних предприятий в Швеции и Норвегии. Пригубил чай и сменил тему. Участники, не имевшие отношения к отделу пиара и идеологии, выглядели удивленными, когда он констатировал, что они могут радоваться успехам партии «Демократы Швеции» в Риксдаге. Партии обоих блоков сдвигались на чаше весов в сторону «Демократов Швеции» быстрее, чем можно было надеяться. Это предвещало успех в ближайшие годы. Бофельт отметил для себя, что этот вопрос нужно будет поднять с главой идеологического отдела сегодня же, попозже. Наконец, в пункте «Разное» он упомянул о некоторых помехах и попытке проникновения на один из сайтов концерна. Эту проблему уже решают. Он замолчал. Амид включил «Королевский гимн», и тот зазвучал из динамиков. Присутствующие встали. Пять датских флагов спустились с потолка и повисли над участниками собрания.

Последние две недели в Копенгагене непрерывно шел дождь. В воздухе висело ощущение депрессии, будто приближалась осень, а вовсе не весна, которую ждали все датчане, включая Бофельта. Вот почему он против обыкновения сидел под теплым весенним солнцем, которое наконец-то удостоило страну своим визитом. Большинство его соотечественников удивились бы его выбору места. Они бы охотнее выпили свою кружку пива, ласково называемого «хоф», в любом закоулке Копенгагена, но только не на набережной Нюхавн. Однако Бофельту сейчас подходило именно то, от чего другие держались подальше: находиться в окружении пьяных шведов подходило ему как нельзя лучше. Риск, что кто-нибудь поймет, о чем идет речь, был минимальным. Бофельт кивнул, и Амид начал разговор с главой отдела безопасности.

– Кто-то проник на один из наших веб-сайтов. Сигнал тревоги поступил ответственному за безопасность несколько часов назад. Пока никакого вреда нам причинено не было, но этого человека надо остановить.

Он посмотрел на мужчин, чтобы убедиться, что его внимательно слушают, и продолжил:

– Адрес хакера защищен, но благодаря нашему контакту в PET[34] мы узнали, что этот IP зарегистрирован на Линн Столь. С ней мы уже сталкивались. Она в нашем черном списке. В последние годы она что-то притихла. По крайней мере, по сравнению с тем периодом, когда она неоднократно выставляла наших друзей и единомышленников на всеобщее обозрение.

Бофельт грустно посмотрел на присутствующих и заговорил сам:

– Это означает, что те, кто оценивает риски, ошиблись. Она по-прежнему представляет собой угрозу. Знаем ли мы, она работает в одиночку или на антифашистов? Ведь вряд ли она помогает полиции.

Амид кашлянул.

– Кажется, что так и есть. Ханнекен проверил ее мобильник. Переписка по эсэмэс свидетельствует, что она сотрудничает с кем-то из шведской полиции. Может быть, поэтому она не постаралась лучше спрятать свой IP-адрес.

Улыбка Бофельта была почти неуловимой.

– Я никогда не был о Швеции особенно высокого мнения, но тут они зашли слишком далеко. Поистине, страна непуганых дураков, таких идиотов надо просто любить и обожать! В датской полиции никому и в голову бы не пришло сотрудничать с автономными группировками, которые трудно контролировать. А в Швеции – вы только посмотрите, никаких проблем! «Давайте будем все вместе, включая левых экстремистов». – Он замолчал и недовольно покосился на шефа безопасности.

– Но и мы ошиблись. Линн Столь снова стала для нас угрозой. И когда я говорю «мы», ты понимаешь, кого я имею в виду.

Глава отдела безопасности сидел молча. Бофельт продолжал, не сводя с него глаз, холодным тоном:

– Ошибок быть не должно. Помех со стороны Линн Столь было достаточно. Хватит. В худшем случае она может раскопать что-нибудь, что помешает нашей целевой стратегии в Швеции. Свяжись там с кем-нибудь, в Карлскруне или в Стокгольме, либо отправь туда своего человека. А что ты скажешь, Амид?

Амид кивнул:

– Надо быстро вынудить ее отступить, пока мы не попали под прицел медиа.

– Именно. Мы не хотим повторения того, что случилось с владельцем ИКЕА, как там его зовут…

– Кампрад.

– Вот именно, Кампрад. Левые журналисты только и делали, что рылись в его нацистском прошлом. Он наверняка потерял немало миллионов на том, что в молодости был политическим диссидентом. Особенно большие потери были на рынках Израиля и США.