На самих тренировках Валерий Харламов тренировался, как принято говорить, до седьмого пота. Ни в чем не уступал такому гиганту, как Александр Рагулин. «Приседал и кувыркался Харламов с таким же двадцатикилограммовым стальным диском, крутил в руках, как байдарочное весло, тяжелый гриф штанги, носил на плечах партнера», — писал обозреватель журнала «Спортивные игры» Владимир Ульянов.

«В плане физической выносливости Валера Харламов и мы все были отлично готовы. Единственное, он не любил бегать кроссы. Короткие дистанции он великолепно бегал, а кроссы — нет. Все бежали, исключений не было. Старались кучей держаться, не вырываться особенно вперед, зачем ерундой заниматься? — вспоминал Александр Гусев. — Сначала кроссы были по времени поменьше. Потом с подачи Тарасова начали бегать по часу. Час бежишь. Или по кругу по полю, или по пересеченной местности. Неохота. А чего неохота? Бежишь и бежишь, всей кучей. Рассказывали друг другу что-нибудь по дороге. Валерка всегда последний кроссы прибегал. Не любил он их».

Тут действительно было не до гулянок и развлечений. Пожалуй, только старшие товарищи могли «поддать жару». Но не попадались, прекрасно изучив поведение Тарасова. «Кузькин с Рагулиным часто Анатолия Владимировича дурили. Обход на базе он обычно устраивал в десять вечера. Проходит мимо их комнаты — вроде спят. Едва шаги затихли, они бутылку достают. И пьяницами ведь не были — просто тянуло на запретное. Знали, где дырка в заборе, — а ресторан в Архангельском был шикарный. Но что главное? После этого выходили — и кого угодно рвали на площадке. Здоровье было лошадиное… Пусть сегодняшние так попробуют!» — признался в одном из интервью джазовый музыкант Владимир Морозов, общавшийся со многими советскими хоккеистами.

Харламова «за этим делом» никто не замечал. «Валера, когда попал в команду мастеров, был настолько поглощен хоккеем, что ему было не до гулянок и нарушений режима, — рассказывает Александр Гусев. — Когда в фильме “Легенда № 17” нас показали после какой-то гулянки в Чебаркуле с какими-то развязными подругами в голом виде, я был в самом настоящем шоке, если так можно выразиться цензурно».

Во всех командах новичкам надо было проходить крещение, а потом, после окончания чемпионата, отмечать победы всей командой. Попробуй откажись от такого «мероприятия» в коллективе, где все были один за одного! «Если Третьяк практически никогда не участвовал: приходил, вносил деньги, выпивал бокал шампанского, говорил: “Ребята, я заплатил, больше ко мне никаких претензий” и уезжал, то Валера уже потом участвовал. Не сразу, это было нормально. Он замечен в гулянках не был. Он начал позже в команде мастеров пригублять, когда стал чемпионом мира. А до этого ни-ни, — делится воспоминаниями Виталий Ерфилов. — С этим у Тарасова и у хоккеистов старшего армейского поколения было не забалуешь. Узнает не сам Тарасов, а старшие товарищи, мало молодому не покажется. Там были профессионалы. Рагулин, Кузькин, Фирсов сами могли кого угодно на место поставить».

«Борис Петрович Михайлов держал всю их тройку, не давая загулять, он у них был главный по дисциплине. Говорил: “Так, всё, заканчиваем, ребята, хватит на сегодня”. Хотя собирались они часто», — вспоминал в беседе с автором этих строк Вадим Никонов.

Однажды Анатолий Тарасов перед тренировкой зашел в армейскую раздевалку в таком настроении, что жди от мэтра сюрприза. Раздевалка напряглась. «А вас, Александров, я штрафую», — обратился Тарасов к игроку ведущего на тот момент звена ЦСКА и сборной СССР. «За что, Анатолий Владимирович?» — напрягся Вениамин Александров. Тарасов хитро прищурился: «За то, что чай пьете перед холодной закуской».

Ну и как понимать эти слова? Оказывается, «чаем» мэтр назвал коньяк, а холодной закуской — холодец. Хоккеисты брали по стакану коньяку, пили залпом — а потом закусывали холодцом.

Чемпионат СССР 1967/68 года армейцы выиграли с огромным преимуществом: занявший второе место «Спартак» они опередили на 13 очков. В активе Валерия Харламова были 15 проведенных игр в составе армейцев, золото чемпионата СССР и пять баллов по системе «гол плюс пас» — две заброшенные шайбы и три результативные передачи. В пассиве — пожалуй, только то, что у него не было постоянного места в составе, не было постоянной тройки. И времени на льду он проводил мало, что, в общем-то, было обычным делом для новичка, оказавшегося в тарасовской «обойме».

На сборе перед чемпионатом 1968/69 года Харламов, по воспоминаниям друзей, тренировался с удвоенной энергией. Ограничивал себя во всем. Много времени проводил на базе, дополнительно посещал атлетический зал.

Тарасов предупреждал о том, что предстоящий сезон будет очень трудным. Спартаковцы намеревались дать настоящий бой ЦСКА и отобрать у армейцев чемпионский титул. Опасения Тарасова, как оказалось, были не напрасными.

У Харламова, который всё лучше проявлял себя в контрольных играх и не стеснялся солировать на льду, по-прежнему не было постоянной тройки. Его наигрывали в том или ином звене, ставя на сборах вместе с очередными новичками, которые старались доказать Тарасову свою пригодность. «Когда стали появляться молодые ребята, Валера (хотя он и был старше их всего на год-два) сразу же окружил их заботой, подсказывал, как надо себя вести — у Тарасова особо не побалуешь. Это очень помогало новичкам», — вспоминал Юрий Блинов.

В стартовавшем сезоне Анатолий Тарасов решился на очередной эксперимент. Соединил в одной из игр Петрова, Михайлова и Харламова в одно звено. Это произошло 30 октября 1968 года в Горьком против «Торпедо». «Думаю, что их соединение в одну тройку — это заслуга Тарасова. Хотя, наверное, он советовался по этому вопросу с Кулагиным. Одного взял из “Локомотива” (Михайлова), другого из “Крыльев” (Петрова) и к ним подвел коренного армейца Валеру Харламова», — признавался Александр Мартынюк. «Без дела сидели и Владимир Владимирович Петров, и Борис Петрович Михайлов, по разным тройкам играли. И вот это, наверное, предчувствовал Анатолий Владимирович. Прежде чем пойти на этот шаг — их всех в одну тройку поставить, он увидел, что из Валерки стало», — вспоминал Вадим Никонов.

Первым из них в основе ЦСКА заиграл Борис Михайлов, который был на два года старше Петрова и на четыре — Харламова. «Борис Михайлов — скала! Не все знают, как он начинал. Когда мальчишкой играл во дворе, был у него один конек, потом уж раздобыл второй. Годы были первые послевоенные, четверо сыновей у мамы, не до коньков, как вы понимаете. И не до клюшек. Сам их делал. Выпиливал из доски. Несколько раз ударишь — и в щепки. И снова выпиливал. Представляете, какой характер иметь надо! А щитки? Он нам рассказывал, пришла ему в голову “гениальная” идея: сделать щитки из старых водосточных труб. И сделал. Грохот стоял страшный, когда в них попадала шайба или кто-нибудь задевал клюшкой», — писали о Михайлове в книге «Форвард № 17» Владимир Дворцов и Зино Юрьев.

Борис Михайлов не сразу попал в ЦСКА, а прошел свой «путь к звездам через тернии» низшей хоккейной лиги. Три года провел в не самой выдающейся команде дивизиона «А» — саратовском «Авангарде». «В 17 лет я впервые оказался один — без мамы, без ее опыта и без постоянной опеки. Сам распоряжался и заработком, и временем. Сам решал вопросы быта», — вспоминал Борис Михайлов о своей жизни в Саратове. В одной из игр Михайлова заприметил Анатолий Кострюков. Старший тренер московского «Локомотива» разглядел в нападающем команды-аутсайдера те качества, о которых позже напишет в предисловии к книге воспоминаний самого Бориса Михайлова «Такова хоккейная жизнь»: «Кому-то может показаться, что он упрямый человек. Выражусь точнее, Борис настойчив в достижении цели, не нарушая при этом, как говорится, правил игры. Его нельзя упрекнуть в лени, равнодушии. Наоборот, он всегда максимально собран, был и остается отмобилизованным и готовым к выполнению самых сложных задач».