И конечно, пищевкусовые ориентиры населения и традиционные способы обязательного приготовления еды дома менялись в условиях бурного развития заведений быстрого питания и системы доставки готовых завтраков, обедов, ужинов. Предполагалось, что последним новшеством – кейтерингом – потребитель будет пользоваться не только на работе, но и в домашней обстановке. Неудивительно, что период 1950–1960-х годов часто называют началом «эры готовых блюд». В странах Запада доставка еды из ресторанов существовала еще до Второй мировой войны. Но лишь технологии второй половины XX века, связанные с ростом производства полуфабрикатов, упаковочных материалов, расширением транспортных сетей, увеличением количества холодильников и промышленных, и домашних, превращали мечту об освобождении от лишних забот по закупке продуктов и их приготовлению в реальность. Наступление эры готовых блюд позволяло отказаться от «кухарки» (домработницы в советском варианте). А главное – изменилось представление о значимости для жилья городского типа величины кухни – разогреть готовую еду можно и в довольно скромном по размеру пространстве.

Идея постепенной девальвации роли домашней кухни в частной жизни получила развитие уже в 1920-х годах. В так называемом социальном жилье, в частности в Германии, отводились небольшие места для приготовления еды. Они соответствовали общему метражу «франкфуртских типов» квартир. Однокомнатная обычно имела площадь 22–31 квадратный метр, двухкомнатная – 31–40 квадратных метров, трехкомнатная – 41–51 квадратный метр. Не случайно немецкий архитектор Эрнст Май – разработчик жилищной программы «Новый Франкфурт» (1925–1930) – рассматривал кухню как небольшой локус для домашнего труда. Дизайнер Маргарете Шютте-Лихоцки на основе тейлоровских представлений о рациональном подходе к организации любого рабочего места сочла возможным примерно на 6 квадратных метрах устроить вполне комфортный кухонный «плацдарм». Он обладал четко выраженной функцией – приготовление пищи, не требующее больших временных затрат. Немецкой коммунистке претило использование кухонь не по назначению: для сушки белья, светского общения, нередко гигиенических процедур, попросту мытья, и тем более сна. По замыслу Шютте, в принципиально новом месте для готовки еды не предполагалось такое дремучее оборудование, как дровяная плита. Она выглядела громоздко и требовала дров или угля. И то и другое в 1920–1930-х годах даже в чистоплотной Германии нередко хранилось в кухне. Считалось, что жильцы «франкфуртских квартир» варить, жарить, а главное – подогревать пищу, а также кипятить воду для чая и кофе будут либо на газе, либо на электричестве. Но до Второй мировой войны далеко не все жилье европейцев обеспечивалось газом и для ванных, и для кухонь одновременно. Чаще всего в квартирах делали одну точку газового обеспечения – сказывались сложности производства теплораздаточного оборудования.

В скромных «франкфуртских квартирах» задумывалось создание не просто маленьких, но довольно комфортабельных по меркам того времени кухонь. Большие же пространства для готовки казались анахронизмом. От немецких архитекторов не отставали и их коллеги из СССР. И это еще одно доказательство реального наполнения выражения «советское несоветское» применительно к типовым квартирам. А скорее свидетельство взаимопроникновения идей минимализма в архитектуре жилья. В 1927 году молодой зодчий и художник Моисей Лерман разработал трансформирующуюся кухню-шкаф. Она выглядела как квадратная тумба, в нижней части располагались полки для посуды, а в верхней – нагревательные приспособления для приготовления пищи. Правда, на помощь газа и электроэнергии советские дизайнеры пока не рассчитывали. Трансформер Лермана функционировал на базе примуса, который в кухне-шкафу нагревал сразу четыре кастрюли и две духовки. После окончания готовки тумба покрывалась внушительной шахматной доской. Конечно, в мощную теплоотдачу небольших нагревательных приборов верится с трудом. Но сама по себе идея, безусловно, любопытна и созвучна западным тенденциям в оборудовании мини-кухонь. В 1927–1928 годах появился научно-популярный фильм под названием «Как ты живешь?». Его авторы, в том числе архитектор Глеб Глушенко, показывали так называемое образцовое жилище рабочего – «квартиру-комнату». Предполагалось, что в ней будет и ванна, и даже газовая плита. Кухня соединялась с прихожей и общей комнатой, границы пространства выделялись передвижными перегородками. Примерно в это же время журнал «Современная архитектура» провел конкурс эскизных проектов «жилого дома трудящихся». Почти все конкурсанты для увеличения в квартире мест отдыха старались как можно компактнее спланировать именно кухню. Для этого создавался так называемый «кухонный элемент». Он включал плиту (уже газовую), мойку, рабочий стол, холодный шкаф (предтечу холодильника), полку для посуды, емкости для разных сухих продуктов, выдвижную доску, дополнительную откидную плоскость, место для мусорного ведра и даже термос для сохранения еды в горячем виде. И все это великолепие размещалось на площади 1,5 квадратного метра при высоте 2,1 метра! Комфорт жилья достигался за счет рациональности организации пространства. Соблюдалась и определенная эстетика: рабочие зоны закрывались складной створкой-ширмой размером примерно 2 на 2,1 метра или шторой. Проекты напоминают западное социальное жилье 1920–1930-х годов, а еще больше – современные квартиры-студии.

Часть идей, связанных с новым взглядом на устройство кухонных помещений, удалось реализовать не только в Германии, но и в СССР. Сюда в начале 1930-х годов приехала целая группа немецких архитекторов во главе с Маем. За короткое время появились проекты застройки Магнитогорска, Нижнего Тагила, Щегловска, Кузнецка (Сталинска), Ленинска, Автостроя (Нижний Новгород), Прокопьевска, Сталинграда и многих других городов. В большинстве возведенных домов кухни отличались вызывающей миниатюрностью. Почти одновременно, в 1929–1930 годах в Ленинграде, в самом центре, на улице Рубинштейна, по проекту архитектора-конструктивиста Андрея Оля построили дом-коммуну гостиничного типа «для инженеров и писателей». В новом здании в небольших, но индивидуальных квартирах вообще отсутствовали помещения для приготовления пищи. Жильцы сдавали свои продовольственные карточки в общую столовую, она находилась на первом этаже здания. Так виделась идеальная организация «еды» в новом обществе.

Архитектор Моисей Гинзбург в Доме Наркомфина в Москве настоял на включении в квартирную планировку так называемого «кухонного элемента» – ниши площадью 1,4 квадратного метра! Такого рода помещения предназначались в первую очередь для «доготовки» полуфабрикатов – продукции фабрик-кухонь. Они стали советским вариантом предприятий рационалистического стиля еды, уже существовавших на Западе. Первое учреждение индустриального питания заработало весной 1925 года в Иваново-Вознесенске. При строительстве активно использовался западный опыт, приглашались немецкие инженеры, закупалась специальная техника в Германии и США.

В 1933 году в СССР функционировало 105 фабрик-кухонь. Наверное, при параллельном развитии разнообразных форм общепита – заведений национальной и вегетарианской еды, каких-нибудь блинных, пельменных, кафешек и пирожковых – обыватели быстрее бы привыкли к питанию вне дома. Многие архитекторы – авторы проектов и непосредственные созидатели типового жилья 1920–1930-х годов искренне верили, что квартиры с небольшими по габаритам подсобными помещениями предназначены для освобождения человека от излишних забот о быте. Май вообще считал, что в Советской стране уже существует коммунизм и многое из старого быта, в том числе обременительные кухонные