Наталия Лебина

Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности

© Н. Лебина, 2024

© С. Кистенев, дизайн обложки, 2024

© OOO «Новое литературное обозрение», 2024

Вот передняя наша, вот и вешалка наша,Наша комната, Саша, наша комната, Маша.Вся квартира наша, наша. Кухня тоже наша, наша.Наши окна, наши двери, я глазам своим не верю.Есть уютный кабинет, как стекло блестит паркет.Дуэт Саши и Маши из оперетты «Москва, Черемушки», 1958.Слова Владимира Масса и Михаила Червинского, музыка Дмитрия Шостаковича

Памяти Марка Григорьевича Мееровича, архитектора и историка (1956–2018)

От автора

Осенним днем 2003 года на кафедре Санкт-Петербургского государственного экономического университета, где я тогда работала, появился элегантный моложавый мужчина. Он пришел ко мне не с пустыми руками, а с традиционным в научной среде подношением – собственной книгой под названием «Жилищная политика в СССР и ее реализация в архитектурном проектировании (1917–1941 гг.)». К сочинению прилагалась изящная коробка бельгийского шоколада. Покрытая ярко-алым атласом, миниатюрная по размеру бонбоньерка сразу привлекла мое внимание – и не потому, что я безумная сладкоежка. Поразила тактичность – презент «не напрягал» своими габаритами и «купеческим размахом». Он был лишь актом внимания к автору-женщине, что всегда приятно.

Но еще больше меня порадовала надпись на книге: «Глубокоуважаемой Наталье Борисовне, чья удивительная монография „Советский город“ предопределила направленность исследовательского интереса автора и привела к появлению данной книги». Речь шла о моей работе «Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920–1930-е годы», изданной в 1999 году.

И вот теперь настало мое время поблагодарить заслуженного архитектора России и одновременно доктора исторических наук Марка Григорьевича Мееровича за навеянную его трудами идею написать об историческом смысле и содержании понятий «жилое пространство»/«жилая среда». К сожалению, я делаю это после смерти ученого в 2018 году. Так сложились обстоятельства.

Одна из многочисленных публикаций исследователя называлась «Превращение среды, которой стыдятся и которую ненавидят, в осознанную ценность». Меерович писал о пока еще существующей деревянной городской застройке Иркутска и судьбе архитектурных памятников XVIII–XIX веков. Но заголовок удивительно подходит к ситуации 1950–1960-х годов. Они оставили нам в наследство жилую среду, которую тоже и стыдятся, и ненавидят. Это знаменитые «хрущевки». О них, презираемых и многим мешающих, моя новая книга. Я попытаюсь осмыслить значимость неказистых зданий с малогабаритными квартирами не столько для истории советского градостроительства, сколько для формирования советской повседневности времен оттепели. Возможно, что-то и получится.

И еще немного сугубо личного. Эта книга, далеко не первая в моем послужном списке, создавалась очень нелегко. Срок ее сдачи в издательство я все время откладывала! С годами, говорят, прирастает мудрость – в этом я не очень уверена, но точно увеличивается волнение за качество содеянного. Текст я сочиняла будучи в состоянии перманентного стресса, много нервничала и донимала сотрудников издательства нелепыми вопросами и просьбами. Дорогие моему сердцу НЛО-шники все это безропотно сносили. И за это им огромная благодарность: и Ирине Дмитриевне Прохоровой, и редактору серии «Культура повседневности» Льву Оборину, с которым мы работаем уже 10 лет, и Ольге Виноградовой, непосредственному редактору этой книги, и руководителю отдела авторских прав Сергею Елагину.

Благодарна я и своему мужу, доктору технических наук, сотруднику системы «Росатом» Олегу Никленовичу Годисову. Он помог мне превратить работу над книгой в эксперимент. Мы гипотетически «проталкивали» мебель в малогабаритное жилье, оценивали его теплоизоляционные свойства, которые зависят не только от толщины стен, но от конкретного расположения квартиры в доме, наблюдали за освещенностью жилых пространств и т. д. Все это сравнивалось с комфортом и удобством зданий новой массовой застройки, знаменитых «человейников».

В общем, шла любопытная игра, в которой самый важный элемент – адекватный партнер. С этим мне действительно повезло. Мы вместе уже 50 лет.

Наталия ЛебинаЯнварь 2024

Преимущества пространства. Вместо предисловия

Главный инструмент исторического исследования, конечно, «время». У этого понятия есть много привлекательных качеств – прежде всего необратимость. Именно она позволяет создать достоверную модель минувшего. Ведь его границы обычно отмечены конкретными временными вехами. Так выстраиваются и хронология, и периодизация былого. Они, в свою очередь, отвечают за «точность» и «реальность» любой исторической реконструкции, а также за упорядоченность научных знаний о «былом». Но нельзя забывать, что время одномерно и даже в какой-то степени плоско. У него есть начало и конец, но нет объема и предметности. Кроме того, в прошедшее невозможно вернуться.

Другое дело – пространство. Оно трехмерно и, как правило, наполнено чем-то вполне реально ощутимым. Более того, именно это сугубо «материальное», по мнению Альберта Эйнштейна, обеспечивает жизнеспособность пространства. Оно просто исчезнет, если утратит свое вполне ощутимое содержание, потянув за собой в небытие столь почитаемое историками время. И реально бытовавшие в прошлом, и ныне существующие локусы представляют собой вместилища вещей, предметов и людей. Последние выступают в качестве носителей правил и канонов поведения, ценностей и норм, появившихся под влиянием особых черт конкретного пространства. Именно поэтому именно оно, а не время с его однонаправленностью и одномерностью предоставляет огромные возможности для реконструкции минувшего с позиций социальной истории и истории повседневности.

В начале 1970-х французский философ и социальный теоретик Анри Лефевр написал книгу «Производство пространства». Лефевровская концепция основывалась на идее не столько физической, сколько культурной и общественной природы разнообразных локусов. По мнению мыслителя, «социальное пространство… включает произведенные вещи и взаимоотношения между ними в их сосуществовании и одновременности… [и] является результатом последовательности целого ряда операций… действий, совершенных в прошлом, оно само позволяет действиям происходить…». Лефевр уделил внимание и проблеме «репрезентации», то есть способам самопредставления пространства с помощью разнообразных символов и знаков. Их систему конструировали архитекторы, планировщики, скульпторы, дизайнеры, художники, ученые. Жизнь обычных людей во многом подчинялась кодам нового социально-архитектурного пространства, а оно, в свою очередь, изменялось под воздействием быта. Идеи Лефевра становились особенно актуальными в условиях ускорения мировой урбанизации и роста массового жилищного строительства.

Известно, что на развитие индивидуальных и «коммунальных» характеристик человека существенное влияние оказывают факторы среды его обитания. И прежде всего это относится к жилищу. Оно всегда представляет собой некую сферу, особым образом сконструированную и наполненную. Так возникает социальный институт, формирующий и дисциплинирующий личность, стиль ее бытового поведения, культурные ориентиры, материальные запросы и т. д. С этих позиций рассматривал человеческое жилище и французский социолог Пьер Бурдьё. Он утверждал, что habitus (стремление действовать определенным образом в определенной ситуации) складывается под влиянием структуры habitat (жилища). Жилье, будь то дворец или хижина, представляет собой одновременно физическую и социальную сферы, где в первую очередь разворачивается частная жизнь. «Дом» может дать людям не только защиту от холода и непогоды, но и возможности для самовыражения и самоидентификации. Российский философ Валерий Подорога в книге «Феноменология тела. Введение в философскую антропологию» отмечал: «Ваша комната – продолжение вашего телесного