Пока что программу он выполнял безукоризненно – по крайней мере, первую ее часть. По пути от станции Ливерпуль-стрит в гостиницу, где Эрнест обычно останавливался, бывая в Лондоне, его экипаж пересек Флит-стрит и намертво застрял в пробке напротив дома номер девятнадцать. Номер дома попался на глаза Эрнесту, и он задумался – откуда ему известен этот дом? Довольно быстро он вспомнил, что на Флит-стрит, 19 находится контора господ Гослинга и Шарпа, банкиров его дяди, а также и то, что в кармане у него лежит дядин чек на 250 фунтов стерлингов. Решив не терять времени и обналичить чек, Эрнест выскочил из своего экипажа и направился в банк. Кассир уже вставал из-за кассы, поскольку до закрытия оставалось менее часа, однако чек у Эрнеста принял без колебаний и малейшего недовольства. Имя господина Кардуса, очевидно, было хорошо известно в этом учреждении. Свой путь по Лондону Эрнест продолжил, хрустя в кармане новенькими казначейскими билетами Банка Англии – и это обстоятельство оказало ему неоценимую услугу во время некоторых событий… о которых, впрочем, сейчас он и подумать не мог.

Нам необязательно подробно следить за Эрнестом Кершо на его пути в порт Святого Петра, поскольку это короткое путешествие мало чем отличалось от путешествий других людей. Достаточно упомянуть, что он благополучно прибыл туда в среду днем, остановился в лучшем отеле, заказал номер и отдал должное здешнему обеду.

Во время рейса из Саутгемптона Эрнест разговорился с одним из попутчиков – спокойным симпатичным мужчиной, судя по виду – иностранцем. К тому же и говорил он по-английски с каким-то странным, чуть заметным акцентом. Этого джентльмена – а он, без сомнения, был настоящий джентльмен – сопровождал в поездке мальчик лет девяти. Его манеры и поведение были безукоризненны, и Эрнест предположил, что перед ним отец и сын.

Мистер Эльстон – так он представился Эрнесту – был человеком средних лет и на первый взгляд обладал ничем не примечательной внешностью, однако пообщавшись с ним некоторое время, никто не смог бы не заметить, что этот человек, несмотря на свою нейтральную внешность, обладает поразительной индивидуальностью. Из разговоров Эрнест сделал вывод, что мистер Эльстон прибыл из колоний, поскольку еще в колледже часто замечал, что колонисты гораздо менее сдержанны и закрыты, чем жители метрополии. Вскоре выяснилось, что мистер Эльстон прибыл из колонии в Натале и впервые за долгие годы посещает родину. До недавнего времени он занимал в Натале довольно высокий пост, однако в Англии скончалась престарелая сестра его отца, оставив ему наследство, и мистер Эльстон оставил государственную службу; теперь, после краткого визита «домой» – как все колонисты привыкли называть добрую старую Англию, даже если они никогда в ней не жили – они с сыном возвращались в Африку, чтобы отправиться в большую охотничью экспедицию по землям, расположенным между Секокени и заливом Делагоа.

Все это Эрнест узнал еще до того, как они прибыли в гавань Святого Петра, где их пути разошлись. Однако, к радости Эрнеста, когда он вошел во двор отеля, то нашел там мистера Эльстона с сыном: они стояли посреди двора и выглядели довольно озадаченными.

– Привет! – воскликнул Эрнест. – Я очень рад, что вы тоже остановились в этом отеле. Вам чем-нибудь помочь?

– Боюсь, что да, парень. Дело в том, что я ни бельмеса не понимаю по-французски, а нам с моим мальчиком надо попасть в одно место… Если бы тут кто-нибудь говорил на зулу или сисуту – я был бы в своей тарелке, но французский для меня – варварский язык, а все эти люди вокруг, похоже, только на нем и болтают. Вот адрес.

– Я говорю по-французски, – сообщил Эрнест, – и если хотите, могу пойти с вами. Табльдот только в семь часов, а сейчас нет и шести.

– Очень любезно с твоей стороны. Спасибо!

– Не за что. Я не сомневаюсь, что вы подскажете мне правильную дорогу в Зулуленде, если мне доведется там заплутать.

– О, вот это – с удовольствием, даже не сомневайся, – рассмеялся Эльстон, и они отправились в путь.

Найти место, которое разыскивал мистер Эльстон, оказалось нелегко, однако, в конце концов, Эрнест сделал это. Оказалось, что это маленькая старинная улочка, причудливо изогнутая и узкая, представляющая собой скопище старинных частных домов и лавочек, большая часть которых, судя по всему, специализировалась на продаже мыла и свечей. Наконец они подошли к номеру тридцать шесть – старому серому дому с собственным садиком. Мистер Эльстон внимательно и придирчиво изучил его.

– Да, это то самое место! – сказал он. – Она часто рассказывала мне о гербе над дверью – кефаль, которую пронзают пиками три белки. Вот они, видите? Интересно, это все еще школа?

Выяснилось, что это действительно была школа – и после недолгих переговоров их впустили внутрь и разрешили побродить по заросшему, огороженному каменной стеной саду, с каждым уголком которого мистер Эльстон был, по всей видимости, отлично знаком.

– Вот дерево, под которым она любила сидеть, – грустно и тихо сказал он мальчику, указывая на старый тис, под которым стояла полусгнившая деревянная скамья.

– Кто? – спросил заинтересованный Эрнест.

– Моя покойная жена, мать этого парнишки; она здесь училась, – со вздохом отвечал мистер Эльстон. – Что ж, вот я и повидал это место. Пойдемте.

Когда мистер Эльстон и Эрнест вернулись в гостиницу, до ужина оставалась еще четверть часа, поэтому Эрнест зашел к себе, умылся и надел черный сюртук, а после спустился выпить кофе. В кофейне был всего один посетитель – высокая симпатичная француженка лет тридцати. Она стояла возле незажженного камина, положив руку на каминную полку и сжимая кружевной носовой платок; первое впечатление Эрнеста о ней было то, что она очень красива – и слишком вызывающе одета. Дама тянулась к газете, лежавшей на каминной полке, и уронила платок. Эрнест быстро наклонился и поднял его.

– Mille remerciments, monsieur, – воскликнула она, слегка присев в реверансе.

– Du tout, madame.

– Ah, monsieur parle français?

– Mais oui, madame[1].

Затем они погрузились в оживленную беседу, в ходе которой Эрнест узнал, что мадам считает порт Святого Петра скучнейшим местом; что она провела здесь три дня со своими друзьями и едва не умерла от скуки; что она собирается пойти на танцы этим вечером – «разумеется, мсье будет там?» – и еще массу интересных вещей, поскольку мадам оказалась большой любительницей поговорить.

В середине этого разговора открылась входная дверь, и в кофейню вошла еще одна леди, примерно того же возраста, что и мадам; за ней следовали двое молодых людей. У одного из них было лицо самого обычного английского образца, скорее добродушное, чем выразительное; однако при виде второго молодого человека Эрнест вздрогнул: он словно увидел свое собственное отражение, вернее – то, каким он мог бы стать, если бы потратил несколько лет на выпивку, игру в кости, поздние подъемы по утрам и все сопутствующие этим занятиям удовольствия. Молодой человек, вероятно, был джентльменом – однако джентльменом довольно дурного нрава, нездоровым и не вполне трезвым… по крайней мере, так показалось Эрнесту.