Зина опять взяла в руку штепсель и воткнула его в верхнюю розетку. Холодильник дернулся и загудел. Зина вынула штепсель, и гудение прекратилось. Ну что ж, ничего странного, вполне соответствует законам физики.

− Смотри дальше, пап.

Зина плавно вставила вилку в нижнюю часть розетки. Никакой реакции, агрегат молчал. Еще раз! Ничего. Еще раз. Полная тишина.

− И что же… − начал было я, и осекся. До меня дошло.

* * *

Выйдя на крыльцо, я помахал рукой Мише Григорьеву, приглашая его подойти. Он вместе со своей подругой поднялся с лавочки и зашел в дом. Я обратил внимание, что он осторожно перешагнул то место, где ранее лежал труп Коли Абрамова.

− Михаил Сергеевич, давайте еще раз кое-что уточним, − предложил я. — Только одно обстоятельство, по поводу ваших показаний.

− Какое обстоятельство?

− Покажите, пожалуйста, куда вы клали телефон, когда ставили его на зарядку?

− Я должен всем показать по два раза? — раздраженно сказал Григорьев. − Сначала следователю, потом вам, да?

− Не нужно раздражаться, я же не из простого любопытства спрашиваю… Просто покажите, куда вы клали телефон.

− Вот сюда, − молодой человек легонько щелкнул по выступу в стене, на который он уже действительно указывал дважды за сегодняшний день.

− Хорошее место, − удовлетворенно констатировал я, − там ваш телефон никому и не виден. Если бы в домик забрался вор, он бы его просто не нашел, так ведь? Разве что стал бы шариться за холодильником…

Михаил пристально посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Зину, потом взглянул на стоящую рядом Юлю. Покусал губы.

− Не понимаю, что вы мне хотите сказать.

− А телефон-то в итоге зарядился?

− Зарядился. И что?

− Только то, что вы лжете. Не ставили вы телефон заряжаться. Обратите внимание: из двух розеток работает только одна, верхняя. А вы ни разу не сказали, что выдергивали штепсель от холодильника из розетки!

В подтверждение своих слов я несколько раз продемонстрировал Григорьеву то, что несколькими минутами ранее показала мне дочь. Молодец она у меня, на такую мелочь внимание обратила. Интересно, как парень будет выкручиваться? Впрочем, выход у него только один. Именно так стал бы выкручиваться в подобной ситуации и я сам.

− Я не знал, что розетка неработающая… − пробормотал Михаил. — Я поставил телефон и пошел с друзьями на берег. Потом забрал. Получается, он у меня все это время не заряжался…

− Так вы же только что сказали, что телефон зарядился?

− Я так думал.

− И когда взяли телефон в руки, не посмотрели уровень заряда батареи?

− Нет.

− Ну ладно, Михаил Сергеевич, − спокойно сказал я, − у меня нет к вам больше вопросов… Хотя, вот еще один: вы кому звонили-то?

− Когда звонил?

− Ну, вам же для чего-то понадобился мобильник. Специально в дом пошли за ним. Звонка важного ждали? Или сами хотели позвонить?

Парень вдруг разозлился. Вернее, не очень умело сделал вид, что разозлился. Опыт у меня большой, так что наигранность его поведения я сразу распознал.

− Да почему я должен что-то объяснять?! — выкрикнул он. — Я оставил свой телефон в доме. Захотел его забрать и забрал. Без всяких причин! И не собирался я никому звонить! Просто мне привычнее, когда телефон лежит в кармане. Вот и все, никаких других объяснений нет. Вы довольны?

− Более чем. Не волнуйтесь, Михаил Сергеевич, я же сказал, что больше вопросов к вам мне имею… Можете ехать в Город.

Парень еще раз пристально оглядел нас, сжал руку Юли Назаровой, которая в течение всего нашего разговора не произнесла ни слова, и они вместе вышли за дверь. Еще через пару минут вернулся Максим, и нам пришлось сделать вид, будто нас действительно интересуют технические характеристики, внешний вид и содержимое холодильника, стоящего в помещении охраны…

* * *

Пока возвращались в Город, Миша Григорьев десять раз успел пожалеть, что решил сэкономить на бензине и не поехал на своей машине. Не мог же он говорить с Юлей на волнующую его тему в присутствии Максима Трофимова и Аркадия Завитаева, сидящих спереди, один на водительском месте, второй на пассажирском.

Поднявшись наконец в квартиру, которую они с Юлей снимали уже около года, молодой человек дал волю своим чувствам.

− Блин, и что теперь будет?! Надо ж было проколоться на такой мелочи! Завтра меня вызовет следователь, начнут теребить оперативники, и что я им буду говорить?

− Да чего ты завелся-то?… Ну спросил тебя адвокат про твой телефон, подумаешь… Ты же отмазался!

− Юля, да он же мне не поверил! У него на усатой роже написано, что он мне не поверил! И отмазка моя дешевая какая-то. Поставил телефон на зарядку и не проверил, зарядился он или нет… Ну глупо же!

− Ничего страшного.

Юля сбросила с себя уличную одежду и набросила на плечи халат, настолько короткий, что его можно было принять за рубашку. Белоснежная ткань подчеркивала великолепие ее смуглых ног, которые были главным предметом гордости Юли Назаровой. Ей было досадно, что Михаил категорически запрещает надевать этот эротичный халат в присутствии гостей мужского пола.

− Не психуй, Микки, у нас все в порядке. Подумай сам: если бы эта дурацкая нестыковка с телефоном имела какое-то значение, адвокат Насти непременно сообщил бы о ней следователю. Нам же читали правоведение на первом курсе, ты что, все забыл? Кто такой адвокат? Да никто. Он ничего не решает и ни на что не влияет. В уголовном деле все решает следователь. Если уж адвокат поймал тебя на лжи, он должен был мгновенно позвать… как фамилия того бесцветного мужика? Харченко! Вот его он должен был позвать и сказать, что ты соврал про телефон. А он не позвал и не сказал. Значит, нестыковка эта вообще никакой роли не играет, пойми ты!

Миша ничего не ответил, только горестно вздохнул. Последние четыре дня ему было плохо, очень плохо. Никогда прежде ему не приходилось совершать подлость такого масштаба, способную привести к столь тяжким последствиям. Но и не совершать ее он не мог. Не мог, потому что безумно любил сидящую в глубоком кресле жгучую брюнетку в сверхкоротком белом халате.

Благосклонности Юли Назаровой Миша добивался долго. Еще на вступительных экзаменах он обратил внимание на смуглую темноволосую девушку с длинными ногами и пышным бюстом, светящуюся какой-то библейской, семитской красотой. Про себя он называл ее «Юдифь», по имени героини древнееврейского эпоса. Именно такой тип женской внешности всегда притягивал молодого человека, которого природа остроумно наделила чисто славянскими светлыми кудрями и голубыми глазами. Неудивительно, что две его предыдущих девушки происходили из народа, утратившего свою государственность во времена Римской Империи и восстановившего ее вскоре после Второй мировой войны. Сама Юля Назарова, впрочем, была русской.