Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собравшись с мыслями, покачиваясь будто на волнах, я поднимаюсь с колен и подхожу к зеркалу. Умываюсь холодной водой, не узнаю своё отражение. Бледная мумия. Высохший скелет. Мне снова становится дурно. Перед глазами мелькает худенькое, неподвижное тельце сестры. Её изувеченное ранами лицо. Белое лицо. И кучи проводов, с пиликающими мониторами, все эти жуткие иглы в руках, синие гематомы по всему телу.
Нет! Катя! Катюша моя! Нееееет!
Крик в пустоту. Вопль в никуда. Я зажимаю рот ладонью, смотрю на свое отражение в зеркале и со всей силы кричу, пытаюсь сбросить скопившееся напряжение с помощью крика. А после… после я вижу, как окружающий мир плывёт перед моими глазами и я вместе с ним, куда-то плыву. Лечу! И падаю. В неизвестность.
Руки и ноги немеют, в глазах мигает тьма. Я заваливаюсь на бок, меня будто плавно укладывают на пол чьи-то мягкие руки. И всё. Сознание обрывается. Привет темнота.
* * *
Я открываю глаза, медленно моргаю, осматриваюсь и понимаю, что я нахожусь в неизвестной мне комнате. Светлой. Пустой. Одинокой. Здесь царит убогий, на вид, минимализм. Рядом со мной стоят еще две кровати. В углу лежит незнакомая женщина, она спит. Здесь пахнет медикаментами. Этот отвратительный запах опять провоцирует рвоту.
Что со мной? Меня слишком часто тошнит. От такой-то дерьмовой жизни наверно. Вполне себе ожидаемая реакция.
Я замечаю, что в моей руке торчит игла, а рядом капля за каплей, в большом прозрачном мешке, накрапывает система – капельница. Голова кружится, во рту чувствуется металлический привкус, а низ живота неприятно потягивает. Я слышу шаги, поворачиваю голову в сторону двери и вижу женщину, немолодую, светловолосую даму в очках в белом медицинском халате. Она заходит в палату, подходит ко мне, мажет сначала по мне взглядом, потом проверяет капельницу, что-то чиркает в своём блокноте, после чего спрашивает:
– Очнулись?
Киваю.
– Как самочувствие?
– Ужасное, – вздыхаю я, а она снова что-то чиркает в блокноте.
– Вас обнаружила уборщица в уборной, без сознания. Часто у вас случаются обмороки?
– Нет, – качаю головой. – Я просто узнала, что… – сглатываю. – Что мою сестру сбила машина. Она в реанимации, в коме.
– Меня зовут Юлианна Семеновна, я ваш лечащий врач. А вам нужно себя поберечь, дорогая. Мы получили анализы…
Нет, нет! Только не говорите мне… что я… что я…
– Вы в курсе, что вы беременны?
Нет. Мама! Нет!
– Нет. Но я догадывалась…
– Хотите сохранить ребенка?
Молчу. Я вообще не знаю, что ей ответить!
Только этого сейчас не хватало… Как же так? Я ведь пила те долбанные таблетки! Абсурд. Ерунда. Очередная злая подлянка судьбы!
Если Леон узнает… Господи. Я боюсь. Он ведь меня живьем закопает. Подумает, что я лгунья. Аферистка. Алчная стерва! Которая хотела привязать его к себе обманом, зачав от него ребёнка, чтобы обеспечить себя роскошной жизнью до самой старости.
– Алина, вы слышите меня? – морщится Юлиана Семёновна.
– Д-да. Мне нужно позвонить.
– В общем, если хотите оставить ребенка, то вам нужно еще несколько дней полежать здесь, под наблюдением. Обморок мог спровоцировать угрозу выкидыша. Мы вас уже осмотрели, кровотечения нет.
– Спасибо, – киваю, хватаю сумочку с табуретки, ищу в ней мобильный телефон.
– Просто чудо, что при вашем состоянии вам удалось сохранить ребенка.
Да, у меня крепкий организм. Выносливый. Хоть в чём-то по жизни повезло.
Она осторожно извлекает из меня катетер и удаляется в холл, скрипя дверью. Я набираюсь сил, жму на кнопку вызова, считаю гудки и ожидаю ответа от абонента – Леона Моретти.
Не могу поверить в то, что я беременна. Как это случилось? Чёрт. Только этого еще не хватало. Что же меня ждет?
Я замираю, когда слышу гортанный сексуальный голос:
– Привет, Клубничка. Как ты? Три дня прошло, а ты не выходишь на связь. Что случилось?
Набираю побольше воздуха в легкие:
– Плохо, Леон. Катя… она… на грани жизни и смерти!
– Не понимаю.
– Мою сестру сбила машина.
Пауза. Я лишь слышу мужское хриплое дыхание. Он молчит, поминает её что ли?
– Понятно. Я… соболезную, Алина. Нужна помощь? Как она вообще?
– Да. Мне нужна твоя помощь… – губы предательски дрожат.
– Я уже подъезжаю к отелю.
– Что? – не понимаю.
– Я вернулся в Россию, появились срочные дела. Приедешь ко мне?
– Приеду, – оглашаю, не задумываясь. – Уже выезжаю.
– Жду.
И он отключается, а меня накрывает дикая головная боль. Настало время сказать правду. Я должна это сделать. Тянуть не имеет смысла. Он всё равно узнает. Чем дольше я буду тянуть, тем больнее мне будет в итоге.
Узнав, что я собираюсь покинуть больницу, врач всполошился. Начал меня уговаривать остаться. Но мне нужно было уходить.
Я подписываю отказ от медицинской помощи и покидаю стены больницы, вызываю такси и еду в «Grand Hotel». Поднимаюсь на лифте на верхушку роскошного здания, попадаю в уже знакомый мне холл и, мысленно бормоча молитвы, направляюсь в сторону «люксов». В конце коридора я вижу знакомые рожи – Марат и Ровный. Скрестив руки в районе паха, неподвижные, словно статуи, они сверлят меня немигающими взглядами. Молча кивают, распахивают передо мной дверь самых изысканных в этом отеле апартаментов.
Сказать, что я нервничаю, значит ничего не сказать. Я сглатываю сухой ком в горле, переступаю порог семизвездочного люкса. Лихорадочно ищу взглядом мафиози. Замираю. Раскинувшись на кровати, Леон, потягивая виски из бокала, как обычно, работает на ноутбуке.
– Наконец-то, – цедит он, когда видит мою персону.
Я делаю пять широких шагов вперёд и падаю перед ним на колени, будто мне кто-то сделал подсечку. Заранее готовлюсь молить его о помощи и о площади. Ведь он единственный, кто может мне помочь. Он – живой бог.
Итальянец откладывает в сторону ноутбук, наклоняется ближе ко мне, внимательно буравит меня свои чёрными, как ночь глазами, и проводит тыльной стороной ладони по моему лицу. В этих глазах хочется утонуть, забыться, провалиться в бездну. Когда я смотрю Моретти в лицо, то дрожу, как будто стою на коленях перед самим дьяволом, который явился за