В другом городе по соседству, Маккензи, в 1990-е годы закрылось производство пижам и обуви. Город все еще пытается привлечь новые компании. Когда там узнают, что какая-либо фирма может захотеть перенести производство, сотрудники городской администрации звонят ее директору и рассказывают о преимуществах Маккензи. Этим они вызывают некоторый интерес, но пока безуспешно. Статья в The Atlantic продолжает:

Главная причина, почему никто не клюнул, как рассказывает Холланд [мэр города], связана с депрессивностью главной улицы. Одна компания уже собиралась обосноваться в Маккензи, но когда ее руководители приехали в город и увидели запустение на главной улице, то они решили, что это не то место, где они хотели бы жить со своими семьями <…> «Они сказали, что это похоже на последствия ядерного взрыва и вернулись обратно <…> Они даже не дали нам второго шанса»[157].

Все вышесказанное не означает, что следует пытаться предотвращать кластеризацию, потому что ее потенциальные выгоды очень велики. Скорее, это предупреждение о том, что в определенный момент, когда кластер распадается, может возникнуть необходимость вмешаться и разобраться с тем, что происходит.

Хотя теоретики международной торговли явно переоценивают ту степень, в которой рынок способен позаботиться о тех, кого она затрагивает напрямую, им все же известно, что некоторым людям будет причинен вред. Их ответ всегда заключался в том, что, поскольку многие люди могут получить выгоду, мы должны быть готовы и способны компенсировать потери тех, кто пострадает от негативного воздействия.

Аутор, Дорн и Хансон изучили степень участия правительства в оказании помощи регионам, пострадавшим от торговли с Китаем. Они обнаружили, что, хотя пострадавшим и были выплачены некоторые средства в рамках государственных программ, их было слишком мало, чтобы полностью компенсировать потерянные доходы. Например, доходы населения наиболее затронутых китайским шоком зон ежедневной миграции снизились, по сравнению с другими регионами, на 549 долларов на одного взрослого, тогда как социальные пособия выросли лишь примерно на 58 долларов[158].

Более того, состав этих социальных выплат мог способствовать еще большему ухудшению положения безработных. По идее, основной программой помощи тем, кто потерял работу из-за воздействия международной торговли, должна быть Программа отраслевой адаптации (Trade Adjustment Assistance, ТАА). В соответствии с условиями ТАА период выплаты пособия по безработице может быть продлен на срок до трех лет для тех квалифицированных работников, кто проходит курс переподготовки для смены профессии. Они также могут получить финансовую помощь для переезда, поиска работы или получения медицинской помощи.

Программа ТАА действует давно, еще с 1974 года, и все же она обеспечила ничтожную долю и без того небольших государственных трансфертов в пострадавшие округа. Из 58 долларов дополнительных трансфертов, которые были направлены в наиболее пострадавшие регионы, в рамках ТАА дополнительно поступило только 23 цента. Значительная доля действительно выросших платежей осуществлялась через страхование по нетрудоспособности; из каждых десяти работников, уволенных в результате воздействия внешней торговли, один стал получать пособие по инвалидности.

Огромный рост страхования по нетрудоспособности вызывает тревогу. Маловероятно, что внешняя торговля оказывала непосредственное влияние на физическое здоровье оформивших инвалидность работников, тем более что исчезали наиболее трудоемкие виды работ. Некоторые работники, несомненно, были подавлены; другие же использовали возможности данного вида социального страхования в качестве стратегии выживания. В любом случае, к сожалению, выход на пенсию по инвалидности часто означает окончательное прекращение занятости. Например, исследование программы помощи ветеранам показало, что результате недавнего признания диабета как основания получения инвалидности теми, кто был подвержен воздействию агента «оранж»[159], на каждые сто ветеранов, получивших инвалидность, восемнадцать выбыли из состава рабочей силы навсегда[160]. В Соединенных Штатах, те, кто получает инвалидность, редко отказывается от нее[161], отчасти потому, что признание инвалидности затрудняет перспективы трудоустройства. Поэтому люди, вынужденные оформить инвалидность после торгового шока, чтобы оплатить свои счета, могут быть полностью вытолкнуты из рабочей силы, хотя и могли бы найти новую работу.

Работники, которым для выживания приходится прибегнуть к пособиям по нетрудоспособности, заносятся в категорию инвалидов, а это еще больше усугубляет их положение. Эти люди, которые всю жизнь занимались тяжелым физическим трудом, теряют не только свою профессию, но и право на достоинство. В результате Соединенные Штаты ни на шаг не приблизились к решению проблем безработных, а то немногое, что люди смогли получить через существующую систему социальной защиты, казалось, намеренно выплачивалось так, чтобы заставить их почувствовать себя униженными.

Узкопартийное интриганство сыграло свою роль в этой катастрофе. Помощь безработным, нуждающимся в медицинском обслуживании, предполагалась, в частности, Законом о защите пациентов и доступном здравоохранении (который известен также под названием Obamacare). К сожалению, многие республиканские штаты, такие как Канзас, Миссисипи, Миссури и Небраска, решили устроить демонстрацию сопротивления федеральному правительству, отказывая своим гражданам в этой возможности. Это заставило некоторых людей подать заявление на оформление статуса инвалидности, чтобы получить медицинскую помощь. Действительно, после проведения реформы Obamacare, в тех штатах, которые отказались расширить медицинскую помощь нуждающимся, число заявлений на установление инвалидности выросло на 1 %, тогда как там, где такое расширение было произведено, число заявлений сократилось на 3 %[162].

Но причины лежат глубже. Американские политики с осторожностью относятся к субсидированию конкретных секторов (поскольку другие почувствуют себя ущемленными и начнут лоббировать в свою пользу), что, вероятно, отчасти является причиной того, что ТАА остается такой маленькой программой. Экономисты также традиционно не склонны приветствовать политику поддержки регионов («помогайте людям, а не местам», как гласит лозунг). Энрико Моретти, один из немногих экономистов, кто действительно изучал подобную политику, активно ее не одобряет. По его мнению, направлять государственные средства в те регионы, где дела идут плохо, значит выбрасывать хорошие деньги вслед за плохими. Место городов, пришедших в упадок, должны занять другие, как это всегда происходило в истории. Государство в подобной ситуации должно только помочь людям переезжать в более перспективные места[163].

Подобный анализ, похоже, слишком мало учитывает факты на местах. Как мы знаем, те же самые причины, которые заставляют кластеры развиваться, также приводят к их быстрому распаду. Если рассуждать теоретически, то очевидно, что люди должны покидать места всеобщей депрессии, но, как мы уже видели, они этого не делают. По крайней мере недостаточно быстро. Вместо этого в пострадавших от китайского шока округах происходит снижение числа заключаемых браков и рождаемости, а также рост внебрачной рождаемости. Молодые люди – и, в частности, молодые белые мужчины – с меньшей вероятностью поступают в колледж[164]. Число «смертей от отчаяния», то есть от наркотических и алкогольных отравлений и самоубийств, взлетает до небес[165]. Все это – симптомы глубокой безнадежности, когда-то ассоциировавшейся с афроамериканскими общинами бедных районов в центре американских городов, но теперь воспроизводящейся в белых пригородах и промышленных городах вдоль и поперек Восточного побережья и восточного Среднего запада