Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он был в восторге. О, это ни с чем не сравнимое удовольствие!
— Хаааа!!!
Он решил не останавливаться на достигнутом. Тут же подхватил еще пригоршню камешков и направил их в соседние целые створки балкона на четвертом этаже. Это была целая автоматная очередь, и она разнесла балконные рамы вдребезги. Вниз посыпался настоящий стеклянный дождь.
— Засунь свой гандон себе в глотку, тварь!!! А лучше своей бляди!!! — проорал Костя…
…и трусовато рванул за угол.
Он бежал не останавливаясь. Бежал мимо колонны автомобилей, мимо зевак, расходившихся по своим делам, расталкивая их плечами, бежал мимо соседнего дома… в общем, бежал долго, никого и ничего не замечая вокруг. Пейзаж менялся, а он все бежал. Уже вместо асфальта и бетона пошли сырая трава, глина и частокол облысевших деревьев, а парень не сбавлял темп — несся как спринтер, у которого постоянно отодвигалась красная ленточка финиша. В конце концов он просто закрыл глаза и несся наугад, рискуя упасть и сломать шею…
Когда он остановился, то обнаружил, что находится в лесу. Всего метрах в пятидесяти от него из-за пригорка торчал какой-то каменный шпиль. Кругом мрак, серость и тишина, изредка нарушаемая воем ветра. Ворона сидела на ветке и внимательно смотрела на пришельца.
«Черная Сопка, — угадал Костя. — Райский уголок, место, где сбываются мечты…»
У него закололо в боку, и он сел на поваленное дерево, чтобы отдышаться.
Семенов явился на «дворовые общественные поминки» со своей традиционной фляжкой. С того самого дня, когда он обмывал с новыми соседями свой гараж и между делом потерял «тойоту», он не появлялся в обществе без этой серебристой штучки, и мужики стали поговаривать, что скоро Семенов пропьет, к чертовой матери, свой коньячный бизнес — точнее, самолично выпьет все запасы на складе.
Впрочем, мужики соглашались с тем, что повод для пьянства был стопроцентный: страховая компания отказалась признавать страховым случаем падение женщины с восьмого этажа дома номер тринадцать по улице Тополиная. Вот если бы на вас упал камень или, не дай Бог, сосулька, тогда милости просим — отбрехивался циничный клерк, — а вот о падении самоубийц в договоре ничего не сказано, даже не знаю, как быть… Поговаривали, что прилично пьяный к тому моменту Семенов перегнулся через стол, чтобы схватить этого засранца в белой рубашке за уши и как следует повозить лицом по столу, но засранец оказался проворнее — откатился на своем стуле и вызвал охрану. Семенову в тот день повезло — милицию вызывать не стали, разобрались и помирились там же, в фойе страховой компании. Правда, компенсировать нанесенный автомобилю ущерб так никто и не подумал.
И вот с тех самых пор Семенов не выпускал из рук флягу. Они с флягой стали неразлучны, как его антипод дядя Петя и аккордеон.
Вечером, когда уже начинало темнеть, оба вышли во двор на детскую площадку. Петр, правда, был сегодня без инструмента, сидел на гимнастическом бревне и курил свои вонючие папиросы. Семенов покачивался на качелях, рассеянно оглядывая двор. Время от времени он переводил взгляд на дядю Петю, вкладывая в него всю свою классовую ненависть.
— Не смотри на меня так, я ни при чем, — говорил Петр. Семенов тут же брезгливо отворачивался.
Позже к ним присоединились Владимир Петрович, Саша и Ваня. Самыми последними подошли парень и девушка с початой полуторалитровой бутылкой пива. Это были муж и жена, студенты, они несколько месяцев назад сняли здесь однокомнатную квартиру. Парня звали Жора, его жену — Наташа. Жора иногда торчал возле гаражей, играл с мужиками в карты и раз в месяц стабильно напивался как свинья. Впрочем, на их с Наташей семейном благополучии это никак не сказывалось, потому что Жорка был в принципе миролюбивый парень, а Наташа, кажется, не предъявляла ему завышенных требований.
Разговор, понятное дело, зашел о том, что происходило в последние дни. Чтобы разговаривалось легче, решили пропустить по маленькой. Владимир Петрович вынес из дома бутылку наливки и полбатона не очень свежей докторской колбасы с ржаным хлебом, скромный и романтичный Саша добавил к натюрморту шоколадку, Иван сказал, что «потом профинансирует догон».
Выпили по маленькой из пластиковых стаканов, покряхтели. Наливка оказалась знатной.
— Сам делаешь? — спросил дядя Петя.
— Теща делает, — ответил Владимир Петрович. — У меня теща в деревне живет. Знаете, как Новиков в «Белых росах» говорил: «Жены наши помирают, а тещи живут». Вот и моя — уже ровесница Николая Второго, а наливку хлещет так, что молодые от одного только вида блевать начинают. Семенов обзавидуется.
Услышав свою фамилию, коньячный бизнесмен поднял голову, спросил «М-м?..», потом снова стал рассматривать щебень под ногами.
— Что у нас тут происходит-то, кто-нибудь может сказать? — спросил Жорик. — Может, имеет смысл поменять квартиру, пока еще что-нибудь не загорелось? Мне моя жизнь дорога как память.
Жена одобрительно погладила его по плечу. Какой он все-таки у нее остроумный!
— Может, и стоит, — отозвался Владимир Петрович. — А может, и нет.
— Номер у нас нехороший, тринадцатый, — с видом специалиста изрек Иван. — Я думаю, дело в этом. У меня когда-то «шестерка» была, номер «ноль-тринадцать», так я на ней все столбы в городе сосчитал.
— Да ну, бл…, что за хрень! — подал голос Семенов, не поднимая головы. — Ты бы еще на «фердинанде» фронтовом круги нарезал, идиот. Как раз докатался бы до кладбища.
Ваня обиделся. Надув губы, отошел в сторонку.
— А ты что думаешь, Петь? — спросил Владимир Петрович, отламывая кусок колбасы. — Я вижу, у тебя есть что сказать. А?
Дядя Петя как раз закончил мусолить очередную папиросу. Всеобщее внимание было ему не в диковинку, но сегодня он не собирался становиться звездой вечера.
— Есть у меня один знакомый паренек, — заговорил Петр, — вот у него побольше информации будет, чем у меня. Но точно могу сказать, что байки про тринадцатый номер тут ни при чем. Мало ли на свете тринадцатых номеров…
Народ подавленно замолчал. Никому не хотелось думать, что трагедия с ребятами может повториться. Никому вообще не хотелось сегодня ворочать извилинами, всем хотелось выпить.
— Петрович, давай по второй, — скомандовал Иван. Тот не заставил просить дважды.
После второй стало чуть легче. Даже Семенов, допивший свой коньяк до конца и присоединившийся к наливке, стал более разговорчивым.
В этот момент и появился Миша.
Никто поначалу не обратил внимания на его прибытие — мало ли незнакомцев шатается по вечерам по чужим дворам, — но вскоре в головах собравшихся соединились два понятия: слова дяди Пети о каком-то парне, который все знает, и появление высокого и задумчивого молодого человека, похожего на гонца, принесшего дурные новости.
Первым на Мишу уставился скромный и молчаливый Саша. Затем за его взглядом проследил Иван, потом Жорик с Наташей перестали шептаться и повернули головы…