— Ван Хельсинг, — пробормотал Миша. — Будет тебе Ван Хельсинг… Мехди Эбрагини-Вафа, блин…

Михаил сделал это быстро, никто даже не успел заметить, что именно произошло. Он приблизился к Семенову вплотную — буквально на расстояние дыхания, — схватил рукой за запястье, покрутил немного и отпустил.

Офигевший Семенов плюхнулся обратно на качели.

— Это, бл…, я не понял!..

— У тебя очень неприятные проблемы со здоровьем, — начал Михаил, — из тех, о которых не кричат на каждом углу. Простатит ты заработал еще в армии, но махнул на него рукой и пустился во все тяжкие. В последние года полтора эта гадость начала напоминать о себе. Сказать вслух, чем тебе аукнулась беспечная молодость?

Семенов раскрыл рот.

— Ладно, живи, половой гигант! Идем дальше.

Михаил повернулся к Жорику, недолго изучал его, повернув голову набок, как собака (у Наташи в это время отвисла челюсть, а сам Жорик только ухмылялся), потом вынес следующий вердикт:

— У тебя есть женщина… Нет, скорее, была. Думаю, бывшая любовница. Достаточно серьезная девица, которая может испортить жизнь тебе лично и твоей нынешней спутнице. Уверен на девяносто процентов. Вы ведь не очень хорошо расстались, правда? И она не оставит попытки вернуть тебя обратно, и попытки эти будут чудовищно изобретательными. Будь готов, а еще лучше постарайся поскорее обрубить все концы.

Жорик продолжал ухмыляться, однако было видно, что Михаил попал в десятку. Наташа вообще превратилась в статую.

— А вы, друзья, срочно меняйте своих железных коней, — сказал Михаил. — У кого из вас «пятнадцатая»?

Иван поднял руку, как школьник.

— Она попадет в катастрофу.

Ваня побледнел.

— Нет, я вас ни в коем случае не пугаю! — спохватился Михаил. — Но я вижу ее разбитую в хлам морду. Уцелеет ли водитель, не знаю.

— Тьфу, не каркай!!!

— А «девяносто девятая»? — с надеждой спросил Саша. Ему уже было страшно.

— Она просто не будет ездить. Продайте ее, к чертовой матери… Только не забудьте в багажнике портфель… или что вы там возите… чемодан, не знаю…

При слове «чемодан» Александр съежился, хихикнул и тут же ушел в тень.

— Кому еще рассказать что-нибудь интересное?

Михаил оглядел собравшихся. В целом спектакль удался, потому что больше никто не изъявил желания выставить на всеобщее обозрение что-нибудь из своего грязного бельишка. Семенов тупо пялился в землю и думал о чем-то своем, Жорик перестал улыбаться и теперь кусал губы. Саша и Ваня хоть и старались не подавать виду, но мысленно, наверно, уже давно прикидывали новые бюджетные планы.

— Черт возьми, — пробормотал Владимир Петрович.

— Повторюсь, друзья: вашему дому повезло гораздо меньше, чем всем остальным соседним зданиям. Неужели вы думаете, что столько страшных смертей за короткий срок — это совпадение?

— А чем именно мы так провинились?

— Тем, что в вашем доме живет человек, принимавший участие в расстрелах.

Миша умолк. Ему казалось, что сказанного будет достаточно, но он недооценил деревенскую наливку тещи Владимира Петровича.

— То есть? — спросил Иван.

— Один из тех, кто причастен к массовым расстрелам на Черной Сопке, живет в вашем доме. Согласен, такое бывает только в кино, но против фактов не попрешь: теперь вы попали в кадр такого кино. Поздравлять вас с этим счастьем не буду.

Владимир Петрович почесал подбородок. Поверить во всякую чертовщину было трудно. И даже наливка не помогала расслабить мозги и довериться полностью. Хотелось проснуться и забыть о событиях последних дней как о страшном сне.

В стане менее ответственных слушателей царила такая же неразбериха.

— Ёпрст, — сказал Иван. Очевидно, что последняя информация не дошла до его сознания, он все еще жил мыслями о своей машине. Перспектива вляпаться в аварию — даже если бабушка надвое сказала (точнее, какой-то левый юноша сказал) — беспокоит гораздо сильнее, чем гипотетическое падение астероида.

Его товарищ Александр, более вдумчивый и впечатлительный, рассматривал окна родного дома, мелькающих в освещенных кухнях людей, мерцающие квадраты телевизоров, и выражение лица его постепенно менялось. Скорее всего загадочный портфель в багажнике его «девяносто девятой» уступал место размышлениям о судьбах человечества. Жорик и Наташа напряженно о чем-то перешептывались (нетрудно догадаться, что темой их перепалки стала недоброжелательница из прошлой жизни молодого человека), а Семенов смотрел на Мишу с нескрываемым раздражением.

— Ты пришел к нам, чтобы открыть истину? — процедил он сквозь зубы. — Ну так ты открыл ее. Чего еще хочешь? Денег? Их нет у меня!

— И скоро не останется совсем, — парировал Михаил. — Если продолжишь зажигать в том же духе, твой партнер по бизнесу перепишет бумаги на свое имя. До этого осталось совсем немного времени. Знаешь, кто ему поможет в этом?

Семенов раскрыл рот.

— Да-да, она самая. Твоя беспечность с возрастом никуда не исчезла, и ты даже жен выбираешь так, будто вышел в магазин за пивом и сигаретами…

Михаил начал злиться. Ему по молодости лет все же казалось, что информация попадет в правильные уши и благодарные граждане города, прослезившись, вручат ему памятную грамоту. Но он вынужден был признать, что проиграл. Этот разговор абсолютно бесполезен.

— В целом все ясно, — сказал Владимир Петрович, разливая остатки наливки. — Одно непонятно: если ты прав, то что в таком случае нам делать?

Михаил и дядя Петя переглянулись.

«Стоит ли и говорить?» — спрашивал взглядом Миша.

«Решай сам», — отвечал Петр.

Миша решил не выкладываться полностью. Неизвестно, как поведут себя эти загадочные туземцы, если узнают…

— Вам лишь следует быть осторожными, — сказал Михаил. — Вы при всем желании не узнаете, откуда ждать нового удара.

— А ты узнаешь? — прищурился Семенов.

— Я, пожалуй, смогу. Все зависит от моего старания…

— Ага, а старание твое зависит от размеров нашей благодарности! В какой валюте измерять, Эбрагини-Вафа? Ты доллары принимаешь?

«Все-таки надо будет дать ему в рыло, — подумал Михаил, — вот только чуть-чуть освобожусь».

— Я не безумный филантроп, — сказал он, обращаясь ко всем, кроме Семенова, — но в данном случае о заработке речь не идет. Для меня это испытание. Но я не могу просто пройти мимо, потому что вижу последствия. Я не смогу спать спокойно, если сейчас буду сидеть сложа руки. Речь идет о ваших жизнях. Пейте наливку, пока пьется, и будьте осторожны. Придет время, и я скажу, откуда ждать неприятностей. Если вы захотите услышать, конечно.

Михаил кивнул на прощание и повернулся к дяде Пете: