При мысли о том, что с ней сделают, когда она попадет к белоглазым, внутренности скрутило и дышать стало нечем.

— Киан… — Девочка и не собиралась слушаться — так и стояла с голыми ногами на холоде, ежась. — Кто это был?

— Иди в кровать, — глухо прорычал я.

— Не говори со мной в таком тоне! — вдруг ощерилась она, выпрямляясь. — Я тебе — не она! И я хочу знать!

Я пошел к ней, проверяя на прочность ее выдержку каждым шагом. Стояла на своем. Действительно, Лали — не Разия. И пусть внешне они похожи — те же светлые волосы, миниатюрная фигурка с красивой грудью и крепкой задницей, — для зверя это не имело никакого значения. Он не видел сходства. Потому что эта — его от кончиков волос до кончиков пальцев, а Разия — больное наваждение, от которого хотелось пойти отмыться.

Что я и собирался сделать. Лали тоже не помешает чистая вода — жар спал, кашель прошел. Поэтому я схватил ее под руку и потащил в спальню. А когда уперлась — подхватил на руки.

— Помолчи.

— Не буду молчать, пока не объяснишь! — дергалась она в моих руках.

А я не мог объяснить. Я тонул в чувстве принятия, с которым боролся весь день. Разия сработала катализатором. Я хотел сгрести свою женщину и пропахнуть ей до самого нутра, чтобы стереть воспоминания и забыть ненависть, которая гнила внутри.

— Мой характер хуже, — толкнул двери в спальню и прошел в душевую. — Не надо со мной соревноваться.

Я содрал с Лали кофту, белье, легко пресекая ее сопротивление, и затолкал в душевую. Она вжалась спиной в стенку кабинки, тяжело дыша, но подчинилась — замолчала, предпочитая бороться со мной взглядом. Неприятно, но я сам виноват. Самому и исправлять…

Я притянул ее к себе за шею, тяжело сглатывая.

— Хочу тебя… — прошелестело в унисон с белым шумом воды.

Она мотнула головой, пытаясь сбросить ладонь с шеи, но я не позволил — сжал сильнее, стараясь не причинять больше боли.

— …Хочу тебя себе, — повысил голос, вглядываясь в ее глаза.

Каким же я был дикарем!.. Чувствовал себя так, будто пытался говорить на человеческом, но выходило только рычать по-медвежьи. Да она и смотрела на меня как на зверя. Наверное, надо ее спросить. Но потом. Сейчас мне нужна она вся.

Медведь дорвался до женщины, и все стало неважным. А я позволил себе это. Потому что сопротивляться дальше было сродни самоубийству. Мне и так грозила смерть в ближайшее время, так какой смысл?

Главное — ее спасти, но это я выторгую у Разии. Она не посмеет мне отказать, если до этого дойдет.

Лали вздохнула на то, как вжал ее в себя. Растерянная, она не понимала, что происходит. А я не мог объяснить. Сдернул мочалку с полки, выдавил остатки геля с противным свистом и принялся ее мыть.

Быть нежным с женщиной, казалось, вообще не заложено во мне, и любое движение — будто шаг в глубоком снегу: каждый давался тяжело, страшно было снова сделать что-то не то.

Удивительно, как угроза смерти убирает все лишнее — никаких сомнений не осталось. Еще утром я планировал жить как прежде, как получится, а по факту — бежал в страхе от собственного выбора, который сделал в звере. У медведя нет сомнений и метаний: он увидел свою пару и забрал себе — все просто.

Я смыл с Лали пену, наслаждаясь каждым движением. Ощущения скольжения и упругого сопротивления ее кожи наполняли меня чем-то новым. А я и не подозревал, что был пустым настолько… Пальцы почти ощутимо било током в предвкушении. Скверно было признаваться себе, что уже бы прижал ее к стенке и насадил на член, но мне нужен ее запах… а ей — мой.

Я нетерпеливо вытащил ее из душевой, закутал в полотенце и подхватил на руки. В спальне было прохладно, и я принялся растирать ее, уложив на кровать. Не смотрел ей в глаза — не собирался спрашивать. Лали не сопротивлялась — замерла настороженно, позволяя сводить ее с ума неизвестностью.

Я пустился в чувственные исследования, жадно вслушиваясь в ее отклик. Девочка вздрагивала и задерживала вдох на каждое мое касание. Она завораживала. Каждый изгиб ее тела сбивал дыхание и звал, делая голод едва выносимым. Я не присматривался раньше, потому что боялся не вернуться. Теперь одержимо касался везде — пальцами, губами… запоминая ее всю.

Она прикрыла глаза, кусая губы все сильней, пока я поднимался лаской выше.

Хотел все же набраться смелости и заглянуть ей в глаза… но пальцы сами скользнули между ее ног, и все, что мне осталось — ее судорожный вдох в губы. Я никогда не ласкал так женщину — не было желания доставлять удовольствие. Только брать, возмещать себе потери, которые достались от судьбы.

А сейчас ясно понимал — я пуст. Все, чем пытался заполнить пустоту — ничто по сравнению с тем, что оказалось теперь в руках.

Она вцепилась в мои плечи, умоляя взглядом не делать больно. Могло ли чудовище, каким я был, что-то обещать?

«Зря ты спасала меня, девочка».

Когда она сама подалась бедрами навстречу, я едва не задохнулся от незнакомых прежде эмоций. Это была не больная зависимость Разии, не пустая похоть случайных женщин… Не было ничего более говорящего, чем отчаянное доверие Лали. Мне разрешили взять то, что стало необходимым.

И я осторожно заполнил ее собой, пытаясь сдержать зверя. Каждое движение только усиливало чувственный голод, каждый ее стон срывал контроль, и я уже метил ее кожу без разбора — шея, скулы, плечи, грудь… Она снова не выдерживала — металась подо мной, отвечая и захлебываясь ощущениями, а я уже не мог ничего поделать — трахал ее все жарче. Но и она не оставалась в долгу — царапалась и хваталась за плечи, оставляя на мне горящие следы.

Кажется, я едва успел прикусить ее губу, когда она вскрикнула от яркой разрядки и зажмурилась. Ее дрожь сорвала контроль окончательно, и я все же оцарапал ее, сжав пальцы на бедрах.

Мы так и лежали, прижатые друг к другу. Я не находил в себе сил оторваться, а она позволяла мне эту близость…

— Прости, — выдавил, глядя в ее лицо. Она лежала на моей руке, запрокинув голову. — Лали… — Не хотелось быть трусом, который не может смотреть прямо в глаза.

— За что? — тихо отозвалась она.

— За все — ненависть, грубость… Ты ни в чем не виновата.

— Ты тоже, — мотнула она головой, отводя взгляд. — У тебя не было оснований мне верить… После всего.

Я всматривался в ее профиль, спускаясь взглядом к подбородку и ниже… На ее коже все ярче расцветали мои метки, и губы дрогнули в слабой довольной улыбке. Дико для человека, но так важно для зверя… Как наши миры могут существовать вместе?

— Я рос с волкам. И ни разу не видел хорошего в отношениях между нами и людьми…

Прозвучало как оправдание. Но, наверное, лучше ей знать, кто я.

Она вернула мне свой взгляд:

— Почему с волками? — нахмурилась.