Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прости, что так и не решился повидаться с тобой, перед тем как совершить это. Не хватило воли. К тому же я боялся, что ты меня отговоришь. А тогда я навсегда перестану быть собой. Прости. Прости, что своим поступком заставил тебя страдать. Ты всегда был очень дорог мне.
Прощай.
Рауль"
По щеке Антуана прокатилась одинокая слеза. Его сердце разрывалось на куски от горя. Его брат, птенец и компаньон был мертв. С осознанием этого мир будто утратил все цвета.
Он даже вздрогнул, когда его плеча коснулась тонкая рука Сайен. Она обеспокоено смотрела на него и, наконец, нерешительно произнесла:
– В письме, адресованном мне, он говорил, что это целиком его вина. Он просто не смог смириться с тем, кем стал.
При этих словах Антуан сжал кулаки, но увидев, что лицо вампирши мокрое от слез, медленно, очень медленно разжал. В его глазах плескались боль и бессильная ярость. Насилу справившись со своими чувствами, он сказал:
– Спасибо тебе, Сайен, что лично сообщила мне это печальное известие.
– Я не могла иначе. Я бы пришла, даже если бы пришлось пешком пересечь весь континент. Я знаю, что он для тебя значил. Он был твоим братом и птенцом – а это две наикрепчайшие связи. Должно быть, тебе очень больно. У меня самой душа разрывается.
– Он был дорог тебе? – глухо спросил Антуан.
– Да, – кивнула Сайен, смахнув слезу. – Он заставил меня вспомнить, что и вампирам не чужда любовь. Но тебе сейчас не до этого. У тебя свое горе, и мое присутствие здесь не совсем уместно. Я пойду.
– Куда ты? – спросил Антуан, подняв голову и посмотрев на нее.
– Вернусь в свой заснеженный замок. Там стало так тихо теперь… Но здесь мне неуютно. Слишком много людей… Прощай.
С этими словами Сайен поставила перед ним шкатулку и тихо ушла, оставив вампира наедине со своим горем. А Антуан так и остался сидеть, закрыв лицо руками. Ему хотелось выть, но он сидел тихо и абсолютно неподвижно.
С рассветом он еле заставил себя спуститься в подвал и лечь в гроб. Шкатулку с прахом брата он взял с собой. Но сон его был очень беспокойным. Он впервые, с тех пор как стал вампиром, проснулся днем. Правда продолжал лежать в своем убежище, так как знал, что солнце еще не зашло.
Как только потух последний лучик дневного светила, Антуан стал собираться в путь. Этой же ночью он сел на корабль, идущий во Францию.
Антуан нарушал слово, когда-то данное самому себе. Он возвращался домой, в Тулузу. Стоя на палубе корабля и прижимая к груди шкатулку, он знал лишь одно – прах его брата должен быть похоронен в родной земле, на их родовом кладбище, и ему было плевать, какому риску он подвергает при этом себя самого. Это был его долг. Он не смог уберечь брата, воспрепятствовать его безумству, так хотя бы вернет его домой.
С такими мыслями Антуан ступил на земли Тулузы. Но даже осознание того, что после стольких лет он дома, не облегчило груз утраты, лежащий на его сердце.
День он провел в своем старом убежище, где все осталось таким же, как и почти девятнадцать лет назад. Но Антуану было все равно. Как только наступил вечер, он направился в поместье де Сен ля Рош.
Антуан шел по до боли знакомой дороге. Шел, как сомнамбула. Он совершенно не представлял, как войдет в свое родное поместье, что скажет родным и близким. Да, его лицо было тщательно скрыто капюшоном плаща, но это вряд ли спасет. И все же Антуан не собирался отступать, каким бы рискованным не было то, что он задумал.
Его рука уже потянулась к ручке, чтобы открыть дверь, но он вовремя спохватился и постучал. Это больше не его дом, и не стоит об этом забывать.
Дверь открылась лишь спустя некоторое время, и на пороге возник молодой лакей, услужливо спросивший:
– Добрый вечер. Что вам угодно, сударь?
– Сообщил хозяевам, что прибыл Антуан де Сен ля Рош.
Лакей вытаращил глаза, но ничего не сказал, и убежал докладывать, даже не пригласив его войти. Но Антуану это было не важно, он сам вошел.
Вскоре к нему спустился Клод. Он изменился. Возле глаз и на лбу появились морщины, а в волосах была седина. Он теперь носил усы и стал грузнее. Еще бы, ведь Клоду сейчас было сорок семь лет.
Подойдя к Антуану, он с подозрением оглядел его с ног до головы, но в его глазах вампир видел затаенную радость. Наконец, Клод проговорил:
– Антуан, это действительно ты?
– Я, брат, – глухо ответил он, и его голос предательски дрожал.
– Господи, как я рад тебя видеть!
Клод хотел было обнять брата, откинуть с его лица капюшон, но тот поспешно отстранился со словами:
– Не нужно. Я не так давно перенес жестокую лихорадку. До сих пор не до конца оправился. Глаза болят от малейшего лучика света. Приходится скрывать их под капюшоном, – соврал Антуан, сказав первое, что пришло на ум. Голова совсем не работала, занятая абсолютно другими вещами.
– Конечно-конечно, – закивал Клод. Он поверил ему, вампир чувствовал это. – Надо сообщить отцу, что ты приехал. Он будет очень рад. Особенно сейчас, когда практически не встает.
– Он болен?
– Он просто стар, от этого все недуги. Я сейчас же скажу ему, что ты приехал!
Клод уже направился было к двери, но Антуан остановил его, сказав:
– Нет, ничего не говори ему. Я привез слишком дурные новости. Они могут его доконать.
– О чем ты?
– Рауль… Он мертв.
– Что?! – выдохнул Клод, так и осев в ближайшее кресло.
– Рауль погиб. Я счел своим долгом привести домой то, что от него осталось, – печально проговорил Антуан, сильнее прижав к себе шкатулку, куда заботливыми руками Сайен был собран прах его брата.
– Но как он умер? От чего?
– Болезнь, та же что задела меня. Она его погубила, – конечно он не мог рассказать, как все было на самом деле.
– О, Боже!
– Возьми, – Антуан протянул Клоду шкатулку. – Похорони его прах, как подобает, среди наших предков. Пусть его душа обретет покой.
– Конечно! О чем речь! Завтра же все будет сделано. Мы вместе займемся этим.
– Нет, мне пора уходить.
– Но почему? – воскликнул брат, но его слова утонули в тишине. Антуан ушел. Клод кинулся его догонять, но на улице никого не было.
* * *
Вечер. В кронах редких деревьев тихо шелестел ветер. По небу пробегали одинокие облака, постепенно застилая собой лик луны и россыпи звезд.
Священник закончил читать молитву над свежей могилой, и собравшиеся люди, одетые в траур, стали расходиться.
Когда ушли все, даже могильщики, от тени ближайшего дерева отделилась закутанная в черный плащ фигура и приблизилась к могиле. На ее надгробии было высечено: