— Вот тут я и жил… много лет… — выдавил из себя Олен.

— А кто же сжег дома-то? — удивился Гундихар. — И что мы тут ищем?

— Одну вещь, принадлежавшую моим родителям. А уничтожили все слуги Харугота из Лексгольма, консула Золотого государства. Вон там стоял наш дом, а тут… — говорить было так же трудно, как тянуть за шершавую веревку ободранными до крови руками, — жила моя невеста…

На лице Саттии появилось сочувствие, Бенеш уныло вздохнул, а гном сердито нахмурился.

— Но тут побывали до нас. И, клянусь Селитой, какие-нибудь мародеры… Не погнушались рыться среди… — тут Олен не выдержал и замолчал.

— Это… не стоит лезть на пепелище вечером, да, — неожиданно проговорил ученик мага. — Я чую… там непогребенные и неотомщенные, витает голодная смерть. Лучше подождать до рассвета и только потом… Ну вы поняли?

— Мысль здравая, — кивнул Гундихар. — Олен, ты как? Потерпишь до утра?

— Потерплю.

На ночевку встали к юго-западу от пруда, на противоположном от пожарища берегу. Торопливо поужинали, затем Бенеш заявил, что останется на страже. Никто не стал с ним спорить, Гундихар быстро захрапел, Саттия завернулась в одеяло и затихла. А Олен быстро понял, что в эту ночь уснуть не сможет.

Так и лежал до самого рассвета. По небу плыли тучи, иногда открывая круглую луну. В верхушках деревьев мрачно и грозно шумел ветер, тоскливо кричали в лесу птицы. Казалось, что за прудом, по пожарищу, бесшумно скользят темные тени тех, чья жизнь оборвалась так внезапно и жестоко…

И все потому, что узурпатору императорского трона понадобилось убить законного наследника.

Все из-за него, Олена. Про то, что обитатели Заячьего Скока погибли по его вине, Рендалл никогда ранее не думал, но сейчас догадка ударила с необычайной силой. Он скрипел зубами, гнал воспоминания прочь, но они возвращались раз за разом: улыбка на лице той, кого он считал матерью; запах выпеченного ее руками хлеба; дождь, колотящий по крыше дома; друг Витор, в десять лет погибший от скоротечной горячки; Серко, запряженный в телегу; вкус холодного кваса, льющегося в горло после целого дня работы в поле…

К утру чувствовал себя таким разбитым, словно не лежал всю ночь, а таскал бревна и камни. Тело ныло, голова болела, глаза чесались, и глухая тоска давила на сердце, как булыжник. Мысль, что неплохо бы покончить со всем самым простым образом — воткнув ледяной клинок себе в горло — являлась с назойливостью ночного комара.

Поднялся Олен, когда зевающий Бенеш подкинул в костер охапку дров и тот бодро затрещал. Ученик мага поглядел на друга и только головой покачал.

— Выглядишь, словно покойник, в гроб краше кладут, — проговорил он.

— А здесь я и чувствую себя покойником. Рядом с теми, кто погиб из-за меня. Если бы не везение, я бы лежал рядом с ними.

— Что, уже утро? — Саттия высунула голову из-под одеяла, будто черепаха из-под панциря. — А где завтрак?

— Где-то он точно есть, — глубокомысленно изрек Гундихар, — но не здесь. Так что придется немного посуетиться.

Позавтракали в молчании, гном вызвался посторожить лошадей, а молодые люди и девушка зашагали к пожарищу. Рыжий с ними не пошел, остался рядом с костром. В тот момент, когда Олен ступил на черный пепел, из-за леса на востоке брызнули солнечные лучи, ударили прямо в глаза.

— Ну и слепит, — буркнул ученик мага, поднимая руку.

— Ага, — кивнул Олен, думая, что на яркий свет будет легко списать текущие слезы.

Тут и там среди обгорелых бревен и рухнувших заборов он видел трупы, точнее то, что от них осталось после двух месяцев под открытым небом. Сохранившиеся клочья одежды ничего не прикрывали, и кости белели немым укором тому, кто ухитрился выжить. Олен шел, стиснув зубы до ломоты в челюстях, и старался глядеть только под ноги.

На том месте, где стоял их дом, он остановился и глубоко вздохнул, прежде чем поднять глаза. От сарая осталась груда черных досок, напоминанием о когда-то жившем тут счастье казалась печь. И повсюду виднелись отпечатки тяжелых сапог с квадратным каблуком.

— Кто-то здесь пошарил, — проговорила Саттия, отводя со лба выбившуюся прядь. — Вон там все разрыто. Бревна оттаскивали в сторону и искали под ними.

— Мародеры, — вздохнул Олен. — Но, может быть, их не заинтересовало простое кольцо?

И они приступили к поискам. Перерыли все развалины, перепачкались в пепле так, что стали напоминать углежогов. Нашли множество самых разных предметов от фигурок богов до сковороды, но кольца не обнаружили.

— Нет его… — Олен сжал кулаки и заскрипел зубами. — Похоже, что ничего не остается, как пойти по следу…

— Погоди! — Бенеш поднял руку, глаза его забегали. — Я чую что-то здесь… какой-то дух, он перебивает даже вонь смерти, да… А ну-ка…

Ученик мага принялся ходить кругами, водя носом из стороны в сторону. Затем остановился и присел на корточки. Из-под опустившихся к самой земле пальцев полетели белые искры, на веснушчатом лице выступили крупные капли пота, а дыхание стало редким и прерывистым.

— Тут… оно… лежало… сейчас… проверим…

Размашистыми движениями нарисовал на пепле три символа, а когда ничего не произошло, добавил еще три. Налетевший ветер запорошил глаза, взъерошил волосы, яростно взвыл в печной трубе. Олен невольно сделал шаг назад, схватился за рукоять меча.

— Вот оно… — проговорил Бенеш, когда из земли перед ним в небо ударил столб желтого свечения, расплескался по серым облакам и исчез. — Теперь я вижу его так же отчетливо, как и вас…

— Что видишь? — нахмурилась Саттия.

— След кольца. Он… это, висит в воздухе подобно серебряной нити, и уходит обратно по той дороге, которой мы приехали.

— Ну что, пора отправляться в погоню? — девушка вопросительно глянула на Олена.

— Нет, — твердо сказал он. — Иди к лошадям и скажи Гундихару, чтобы он шел к нам. Мы должны похоронить всех, кто погиб здесь.

— Но это же долго! — воскликнул Бенеш. — Мы потеряем время… И много работы, да… — под спокойным взглядом Олена он говорил все тише и тише, пока не замолк совсем.

— Скажи Гундихару, пусть идет сюда. А мы пока поищем лопаты. На них мародеры вряд ли позарились.

Саттия ушла, на смену ей явился гном, снявший кафтан и закатавший рукава рубахи.

До самого полудня они копали большую яму там, где недавно был огород, а теперь буйно колосились сорняки. А затем сносили в нее останки жителей деревни. Вытаскивали их из-под обломков, клали на найденные в одном из уцелевших сараев носилки. Опускали в братскую могилу.

А потом зарыли ее, и некоторое время молча постояли рядом.

— Теперь в путь, — сказал Олен, чувствуя, что стало немного легче. По крайней мере, он сделал для погибших все, что мог.

— Э, да… это, странно, и мозоли совсем не болят… — вздохнул Бенеш, оглядывая покрытые красными волдырями ладони.