Гаррисон? Судя по его изумлению, нет. Есть основания подозревать, что он нечистоплотен при игре в бридж, но не доверять ему в этом отношении глупо. Если он говорит, что не продавал, значит…

Значит, покойница не травила им своих брауни — спокойно констатировал голос в его голове, голос, который Лэйду пришлось счесть своим собственным. Миссис Гаррисон не помышляла извести под корень маленький народец, обитавший под крышей её дома. Это они первыми начали войну. Жуткую войну с не менее жутким концом.

Но почему? Почему существа, не одно десятилетие заботившееся о доме и его обитателях, в какой-то миг превратились в сорвавшихся с цепи фурий, жестоко умертвив трёх человек? Неужели всё из-за сливок? Три страшные смерти — из-за блюдечка с несвежим молоком?

Лэйд заставил себя вернуться назад, на ту развилку, которую он мимоходом отметил, но про которую почти забыл, увлечённый стремительной мыслью.

— А что это за мисс Гаррисон, которой вы продали стрихнин, Абриэль? — спросил он, — Неужели в Хукахука живут однофамильцы, о которых я даже не знаю? Удивительно, что столько лет обходилось без конфуза, мне ведь часто случается посылать товар на дом с мальчишкой…

Доктор Фарлоу отчего-то сам смутился. Водрузив турку обратно на печь, он стал с преувеличенной тщательностью оттирать кофейную гущу белоснежной льняной салфеткой.

— Пожалуй, вы и не могли о ней слышать. Она обитает не в Хукахука. Она из… Олд-Донована.

— Ого! — притворно восхитился Лэйд, — Олд-Донован! Даже не знал, что круг ваших клиентов простирается так далеко за пределы Миддлдэка!

Фарлоу отчего-то не обрадовала эта реплика, напротив, он явственно помрачнел.

— Вы когда-нибудь слышали о приюте Святой Агафии, Чабб?

Лэйд напряг память. Однако она, ведавшая количеством соли и риса в лавке с точностью до грана, в этот раз ничем не могла ему помочь.

— Не припоминаю.

— Ничего удивительного. Он основан Лондонским миссионерским обществом[39] где-то в начале века. Вполне пристойное заведение, обеспечивающее немощных, старых и увечных женщин. По правде сказать, обеспечивает оно более душеспасительными беседами, чем лекарствами, но в наше время и то редкость. Довольно и того, что несчастные хотя бы имеют кров над головой и немудрёную пищу.

— Это… лечебница? — осторожно спросил Лэйд.

— В общем-то да.

— И вы хотите сказать, что её пациенты имеют обыкновение покупать у вас стрихнин?

Фарлоу смерил Лэйда на удивление строгим взглядом, от которого тот невольно замолк. Такой взгляд свойственен от природы лишь врачам и учителям, противостоять ему совершенно невозможно даже взрослому мужчине.

— Вы опять забываетесь, Чабб. Прошлым вечером я сказал, что продал стрихнин для мисс Гаррисон. Для неё. А не ей самой. Дело в том, что у меня в аптеке очень чистый стрихнин, — Фарлоу не удержался от горделивой улыбки, — Без тех примесей, которые обычно возникают при его добыче из семян чилибухи[40]. Поэтому приют Святой Агафии обыкновенно покупает его у меня для некоторых своих… постояльцев. Мисс Гаррисон при всём желании не могла бы явиться ко мне — она полностью парализована.

Переварить эту мысль было так же непросто, как и тушёную курицу, съеденную им на обед. От жары мысль делалась вязкой и неповоротливой. Лэйд сделал большой глоток кофе — и не ощутил ни вкуса, ни запаха. Пожалуй, в жестяном болване Диогене больше от Испании, чем в этом «мадридском» кофе…

— Уж не хотите ли вы сказать, что парализованных в этом приюте пичкают стрихнином? Неужто такой дефицит коек? Я бы на их месте поостерёгся, так немудрено вызвать гнев Почтенного Коронзона…

Фарлоу вздохнул.

— Вы превосходный бакалейщик, Чабб, вы больше кого бы то ни было на острове знаете про зерно, чай, керосин… Но поверьте, лучше бы вам не выходить за пределы своего знания, вмешиваясь в сложно устроенный мир медицины. В конце концов, каждый хорош в своём! Если кратко, стрихнин — это природный алкалоид, безусловно ядовитый и ужасно токсичный. Его раствор обладает крайне губительным воздействием на нервную систему.

Лэйд нахмурился.

— Допустим, я не вчера родился и знаю, что такое стрихнин. Однако я всё ещё не вижу, как…

— Однако в очень слабых дозировках его иногда прописывают пациентам, страдающим от судорог, паралича и прочих болезней, имеющих следствием нарушение двигательной моторики. Это что-то вроде удара гальваническим током по мёртвым членам, которые не способны полноценно функционировать.

— Что-то похожее Сэнди читала в одном дурацком бульварном романе, — пробормотал Лэйд, — «Освобождённый Прометей[41]» или вроде того. И ничем хорошим, если мне не изменяет память, там это дело не кончилось…

— Иногда это действительно помогает. Я имею в виду, многим больным стрихнин действительно помог отчасти вернуть способность руководить своим телом.

— И мисс Гаррисон?

Фарлоу отвёл взгляд.

— Боюсь, в её случае даже это средство бессильно. Она… Она в самом деле весьма плоха. Почти не способна шевелиться, следствие серьёзной травмы, пережитой в детском возрасте. Знаете, это ужасно — видеть молодую женщину прикованной к кровати, точно старик к смертному одру. Не могу вообразить худшей пытки. Вот почему я так ужаснулся вашей новости. Знал бы я, кого вы имеете в виду…

— Значит, она молода? — машинально спросил Лэйд.

— Мисс Амилле Гаррисон нет и тридцати.

Лэйд ощутил неприятную тяжесть в животе.

— Как это… Я имею в виду, как это, должно быть, ужасно. Я имею в виду, ещё можно понять, когда парализованным остаётся какой-нибудь солдат на поле боя, но молодая женщина…

— Ей пришлось нелегко, — подтвердил Фарлоу, с которого схлынул весь его докторский лоск, — Уж я-то знаю, мне приходится наблюдать за ней вот уже много лет. Знаете, что я подарил ей в свой последний визит?

Уж точно не деревянную лошадку, мрачно подумал Лэйд, и не бечёвку для прыжков.

— Не хочу гадать.

Фарлоу усмехнулся, но как-то неестественно.

— Несколько искусственных глаз.

— Господи, Абриэль! — вырвалось у Лэйда, — Если это и есть ваше хвалёное докторское остроумие…

— Да нет же! Они просто завалялись у меня в кармане халата, как многие другие вещи. Такие, знаете, обычные отшлифованные цветные стекляшки, которые вставляют в пустую глазницу. Довольно красивые безделицы, в сущности, вроде тех стеклянных шариков, которыми так любят играть маленькие девочки. Мисс Амилла Гаррисон была лишена этой возможности. Этой — как и многих других. Так что я оставил их ей. Ужасный подарок, согласен. Но что ещё я мог ей предложить, кроме стрихнина?..

Мысль о парализованной девочке и стеклянных глазах была жуткой, от неё веяло холодом сродни тому, что царил обычно в подвале бакалейной лавки. Но Лэйд помнил, что за этой мыслью пряталась какая-то другая, едва не выскочившая из головы. Какая-то важная мысль, которую он почему-то не должен был упустить.

Он не обрадовался, когда эта мысль вдруг сама скакнула ему навстречу.

Миссис Гаррисон — ещё в ту пору, когда была приветливой старушкой, а не бесформенным истерзанным свёртком на полу — упоминала, что у неё была дочь.