— Ага, значит, этот нюанс надо будет объяснить нашей непросвещенной публике в отдельном монологе… Вот, заперли бедную девушку на замок, сидит она там день, другой, а покинутый любовник в недоумении — куда это милая запропала? Начал спрашивать, кто-то ему и объяснил: дескать, родители прознали, такая вот беда. Не подозревая, насколько плохо дело, любвеобильный бард с досадой развел руками и обратил свой взор на других женщин. Ну заперли родители девушку, чтобы не шастала куда не надо, — дело житейское. Жаль, конечно, что так быстро все закончилось, но раз родители такие строгие, лучше их лишний раз не раздражать. Претензий не предъявили, жениться не потребовали — и на том спасибо. В третью, последнюю, ночь Мэйлинь как-то удалось выбраться из заточения (как именно — история умалчивает). Стоит ли объяснять, куда она первым делом бросилась? Конечно, к любимому, к единственному, от кого стоило ждать помощи в такой ситуации. Добралась до дома, где он комнаты снимал, перелезла через забор, подошла к окну заветному — а из окна музыка, веселье, песни с танцами… Заглянула тихонько внутрь — а возлюбленный кутит в компании каких-то сомнительных потаскушек. Заплакала бедная девушка от обиды и даже домой к папиному ларцу возвращаться не стала. Прямо на воротах и повесилась на собственном пояске.

— На воротах? — переспросила Ольга, немедленно вспомнив, при каких обстоятельствах ей доводилось слышать о подобном способе умерщвления.

— Ну да, традиция есть такая, — в который раз объяснила Зинь. — Если самоубийца хочет посмертно обвинить своего обидчика, который его до такого шага довел, то идет и вешается у того на воротах.

— Опять отдельный монолог нужен… — вздохнул Юст. — Не люблю я такие информативные монологи, портят они все…

— Ну а он что? — напомнила Ольга.

— По свидетельствам очевидцев, великий бард был шокирован до глубины души, очень переживал и не мог понять, почему девушку поставили перед таким жестоким выбором, а от него самого не потребовали жениться и вообще не предъявили никаких претензий. По мистралийским понятиям и традициям (как, впрочем, и в других странах), в таких тяжелых случаях любовника дочери или сестры ловят за одно место мужчины пострадавшей семьи и требуют для восстановления чести жениться на потерпевшей. Или тщательно считают ребра в назидание. Или выжимают компенсацию, что особенно популярно в Голдиане и Галланте. Могут и убить, и покалечить, но опять же любовника, а не собственную дочь.

— А по хинским традициям его что, вообще не принято трогать?

— Да не то чтобы… — усмехнулась сквозь высыхающие слезы Зинь. — Обычно в таких случаях виновнику принято мстить. Тонко, по-хински. Но исключительно для собственного удовольствия, так как семейной чести от этого ни холодно ни жарко.

— Это уже не суть важно, так как действие пьесы закончится раньше, — отмахнулся Юст. — Насколько я знаю, после этого случая Эль Драко почти сразу же уехал из Хины и больше там не показывался. Говорят, поклялся никогда не приезжать в эту варварскую страну. Но правда ли так уж поклялся или действительно опасался мести — это уже простор для фантазии. Вот теперь, когда ты знаешь эту историю, скажи: как тебе моя идея?

— Сама идея написать об этом или рассмотрение ситуации как конфликта культур?

— И то и другое.

— С одной стороны, вроде действительно недоразумение. Но с другой стороны — любой зритель поймет, почему девушка не постучала в это злосчастное окно, без всяких разъяснительных монологов, и в этом вопросе никаких культурных недоразумений я не вижу. Я б тоже на ее месте не постучала. И что-то мне кажется, что Зинь все-таки права — народ может не оценить.

— Народ — не знаю, а вот маэстро с рынка наверняка оценил бы… Сходить, что ли, без тебя? А вдруг получится?

— Сначала напиши, — посоветовала Ольга. — И найди под это дело продюсера, потому как в противном случае все твои замыслы закончатся восторженным обсуждением под бутылку.

Это было третьим странным совпадением, после которого Ольга долго не могла уснуть. Едва она закрывала глаза, перед ней вставала набережная Риссы в королевском парке, безобразный скандал вокруг несостоявшейся утопленницы, безрассудный мистралиец, вырывающийся из рук стражников…

И звенел в ушах негодующий крик: «А ты бы уж сразу ее на воротах повесил!»

Прохладная погода конца августа в средней полосе России разительно отличалась от тропического зноя небольшого острова, где располагалась центральная база службы «Дельта» в одноименном мире. Региональному координатору, владеющему тремя разными методиками терморегуляции, простуда не грозила, но пасмурное небо и мелкий, моросящий дождик портили настроение и навевали неприятные мысли.

Избавившись от части медицинской аппаратуры, ответственной за иммобилизацию и ускоренное сращивание переломанных костей, Рельмо поторопился покинуть гостеприимные стены лечебного заведения с утопической мечтой в душе — не видеть эти самые стены хотя бы в ближайшие полгода. На самом деле он прекрасно знал, что через пару месяцев ему предстоит повторный визит к доброму доктору-травматологу, но ведь мечта на то она и мечта, чтобы не признавать объективной реальности.

На улице накрапывал уже упомянутый мелкий дождик, правая нога непонятно отчего вдруг разболелась, и Макс остановился у перекрестка, призадумавшись: стоит ли топать до трамвайной остановки, чтобы навестить Дэна, или ловить такси, или же обойтись как-то без гаданий и отправляться прямиком на базу.

Как всегда, судьба оказалась умнее и выбор сделала за него. Из потока разнообразного транспорта вынырнул старенький громоздкий гравибайк, без зазрения совести пересек проезжую часть поперек, чудом вывернув из-под грузовика и перепрыгнув через такси, и лихо притормозил перед самым носом у Макса.

— Эй! Коллега! Подбросить?

Рыжие кудри агента Кангрема нахально сияли на всю улицу, демонстрируя полное презрение ко всяким там шлемам и прочим защитным приспособлениям. Равно как и к дорожному знаку, запрещающему остановку.

— А ты куда? — уточнил Рельмо, пожимая могучую лапу нежданного подарка судьбы.

— Я к Дэну, но тебя-то уж подброшу, куда тебе надо. Что это ты, гляжу, с костылем?..

— Упал, — кратко пояснил Макс, изо всех сил пытаясь быть благоразумным и убеждая себя, что ездить с Витькой — удел полоумных самоубийц. К сожалению, все запасы благоразумия были давно растрачены на служебные разбирательства. Региональный координатор неуклюже вскарабкался на заднее сиденье и сообщил: — Нам по пути. Я тоже к Дэну.

— Тогда держись…

Отчаянный Витька стартовал с прыжка, непостижимым образом ухитрившись попасть в невидимый для законопослушного водителя свободный промежуток на скоростной полосе, и понесся по горизонтали с такой стремительностью, будто за ним гнался голодный дракон. То ли уважаемый полевой агент в молодости катался с байкерами, то ли на всю жизнь остался пилотом и ездил так, будто вокруг него одно бескрайнее небо, а не плотная стена транспорта. Где-то к середине дороги пассажир всерьез забеспокоился — а не сделал ли он фатальную глупость, когда подсел к этому лихачу, не долечившись хотя бы после предыдущей аварии? Но покидать гостеприимное седло Витькиного монстра было уже поздно, да и не особенно уместно — еще за труса примет. Пришлось дотерпеть.