Ноги налились тяжестью, я запнулась на ровном месте и тут же ускорила шаг, почти бегом взлетела по каменному крыльцу.

Палец вдавил до упора узорчатую кнопку дверного звонка, и я тут же полезла в сумку – у меня были ключи. Руки не слушались, а сумка подсовывала что угодно, кроме ключей: ручки, помаду, защитные амулеты, даже ДНК-анализатор, который я забыла отдать Ваде. Прежде чем я нашла свою связку, дверь открылась, и меня встретил слуга.

– Госпожа… – он поклонился, не скрывая удивления – что за идиот – и я оттолкнула его с пути. Сняла пальто, не оглядываясь, швырнула в его сторону и стремительно прошагала сквозь темноту холла к лестнице, наверх, в свою спальню.

Захлопнула дверь, села на пол и разрыдалась, как маленькая девочка.

***

После полудня пришел Вадя.

Слуга, забыла, как дядя его назвал, постучал в мою комнату и спросил, можно ли его пускать в дом.

Я потянулась к сумочке, но приводить себя в порядок сил не было. К тому же – это Вадя. Он простит мне любой, самый ужасный вид.

– Ри-ина, – простонал он и тут же меня обнял, шмыгая носом возле уха. – Я только что узнал…

Вадя не спрашивал, почему я сейчас не дома, он вообще ни о чем не спрашивал. И я была безумно благодарна, что он не заводил свою тему о спасении мира и грабеже сейфов. Он просто был рядом, когда мне это так нужно.

***

Вадя взял на себя разговор с матерью – она догадалась позвонить, когда я не пришла к ужину. Я не слушала, о чем они там говорили, у меня просто не было на то никакого желания. Что бы там ни творилось в ее голове, я не была готова это выяснять и понимать. Все это было мерзко. Даже не знаю, КАКИЕ должны быть причины, чтобы праздновать смерть собственного брата.

После разговора Вадя без всяких лишних комментариев остался на ужин и, как он заявил, еще и на ночь. Я не ела со вчерашнего вечера, поэтому приказала накрывать на стол.

Мне мерещились рыдания с кухни еще днем. И вот теперь младшая служанка, каторжанка-немаг лет двадцати, выронила столовые приборы чуть ли не мне под ноги, губы ее задрожали, и она выбежала из столовой в слезах. Меня это почему-то взбесило – куда больше, чем если бы она принялась пить вино и валяться на диване с блаженной улыбочкой. Я передала, чтобы она больше не выходила дальше кухни, и меня послушали. Дядя поставил меня здесь как хозяйку еще когда только взял этих каторжан на службу.

Двое других не рыдали. Они старались сохранять невозмутимость, но неуклюжий звон посуды выдавал волнение. Расстроены, как эта истеричка? Рады, как мать? Я не хотела в этом разбираться.

После ужина мы прогулялись по парку с лебедями, и я плотно засела за учебу. Нужно было отвлечься. Забить голову, чтобы в нее не лезли ненужные мысли. Ваде волей-неволей пришлось составить мне компанию. Он пялился в открытые «Зерновые и зернобобовые», но судя по застывшему взгляду, снова общался с Вадей-два. Мне даже не хотелось его отвлекать.

Вообще, пока тело не доставили в столицу, нельзя было ни о чем говорить с точностью сто процентов. Все знают, какие маги служат на постах и в деревнях. Никакие. Они могли ошибиться. Обознаться. Да мало ли.

И хотя умом я понимала, что вероятность ошибки совсем небольшая, надежда оставалась.

А пока я целиком отдамся учебе и работе.

Они привезли тело.

Сделали экспертизы. Опознания, на которые меня не позвали – но позвали мать.

К вечеру сделали акт: генерал Зотов А.И. убит в результате ножевого ранения.

Ножевое ранение! Какая нелепость! Сильнейшего боевого мага Вавилона убили холодным оружием оборванцы-дикие!

Это просто какой-то страшный сон.

***

На кладбище было не протолкнуться, все сплошь – высокие чины в темной форме ОМП. Живые цветы в их руках казались искусственными.

Погребение прошло, как в тумане. Мать надела черное и не проронила ни слезинки, но хотя бы не улыбалась, большое спасибо. Рядом с ней была Агата, которая с философским видом повторяла: «Вот оно как бывает, вот оно как…», Жанны не было – у нее оказался слишком серьезный перелом, и она все еще восстанавливалась дома. Талий Джонас произнес что-то сдержанное, как и полагалось. Вадя держал меня под руку и выглядел растерянным.

Я чувствовала на себе многочисленные взгляды, в том числе матери, но никак не реагировала. Слезы закончились вчера, и теперь пришло лишь опустошение.

После церемонии я быстро зашагала прочь, чтобы избежать разговора с матерью. За забором я остановилась и поняла, что совсем не помню, на какой из этих двух десятков машин я приехала.

Я нервно поправляла черный шелковый шарф, когда сзади подошли Вадя с Талием Джонасом.

– Идемте, Рина. Мы вас отвезем.

***

Потом появился адвокат.

Дядя завещал мне дом и все, что в нем есть.

Но раз мне еще не исполнилось двадцати одного, магические предметы пока должны перейти на хранение в ОМП. А поскольку у них нет описи всего магие-содержащего имущества господина Зотова, я должна честно и добросовестно САМА передать все, что обнаружу. В идеале – в присутствии компетентных уполномоченных сотрудников.

На этом моменте адвокат покосился на Талия Джонаса, и я поняла, что за соблюдением этого требования ответственны ОМП, и это уже на их совести.

Я не хотела, чтобы по дому бродили посторонние люди и переворачивали все вверх дном.

Талий Джонас захотел САМ помочь мне.

***

Мы вдвоем медленно продвигались по дому, и если бы я не была так удручена, посчитала бы это очень романтичным и флиртовала бы на полную мощность. Но сейчас было совсем не до этого. Не в доме дяди, во всяком случае.

Снаружи ждал грузовик с двумя солдатами – они грузили все находки, за нами следовали двое слуг. Эти двое, парень с девушкой, которые в тот ужин с Вадей раз сто рассыпали вилки и перепутали бокалы, лишь изображали траур – они без конца переглядывались и чуть ли не цвели, в плохом смысле напоминая мне мать в утро после ужасного известия. И зачем только дядя держал при себе эту парочку? Третью служанку, которая скорбела по-настоящему, я отправила на рынок, едва мы пришли. Почему-то я не могла выносить ее рядом с собой. И мне померещилось, что она тоже – когда она проходила мимо нас с Талием Джонасом, зыркнула, как озлобленный маленький зверек.

Я думала, слуг придется вернуть государству. Но оказалось, что дядя перенанял с исправительных работ всех трех каторжан на десять лет вперед. Возможно, младшую отдать и стоит, даже несмотря на то, что деньги за нее не вернут. Зачем мне сразу трое слуг? Но об этом я собиралась подумать позже.

***

Талий Джонас не стал изымать абсолютно все магические предметы, только те, что он посчитал опасными в использовании. Я составила опись трех дюжин амулетов, когда мы добрались до огромного воскрешающего, который дядя хранил в кладовой.