в два ряда — широкие полки из белой осины. На стенах — вагонка, досочки одна к одной. Всё по-хозяйски основательно и настолько аккуратно, что Виктор реально захотел себе такую же баню.

— Здорово, — искренне похвалил он. — Вы прямо зародили во мне новую мечту.

— Да, — махнул рукой в сторону двери Николай Васильевич, — пойдём. Не ты первый ужо. Тут у меня намедни фотографировать приходили… эти, как их? Ну, в интернетах пишут. Целое кино сняли, всё расспрашивали, что да как.

— Блогеры, — подсказал Виктор.

— Ну, может, они. Тоже хвалили, сказали, что такой красоты не видели ещё. Ну, если себе будешь строить, приходи, я тебе много секретов могу рассказать. Как удобно воду сделать, вентиляцию. Чтоб баня не гнила, чтоб зимой был пол тёплый. Ой, да много тут всего. Хорошую баню сделать — это целая наука.

Вышли в предбанник. Дед достал трубку, открыл коробочку с табаком, стал набивать.

— Куришь? — спросил он и, чиркнув длинной охотничьей спичкой, стал раскуривать.

— Не-е, я бросил давно, — Виктор улыбнулся.

Николай Васильевич присел на лавку, что стояла вдоль стены, Виктор сел рядом в кресло. Самое время было спросить про Настю, но дед его опередил:

— Некому только это всё оставить. Детей нет.

— А что с дочкой вашей случилось? — подталкивая к разговору, спросил Виктор.

Дед помолчал немного, вздохнул:

— Да убили её. Почти двадцать лет назад.

Виктор молча ждал. Расскажет дед ещё что-нибудь или нет, не перебивал. Николай Васильевич опять вздохнул:

— Молодая совсем была, только двадцать пять исполнилось. Отучилась в институте и вернулась домой. Я ей говорил: «Наська, в городе-то больше возможностей!» Нет, вернулась зачем-то. А она на переводчицу училась, языки иностранные хорошо знала. С парнем познакомилась, с иностранцем. Он её к себе на работу и взял. Зарплата хорошая и работа видно интересная. А потом у них конфликт вышел с местными. Оне тутойть в соседнем леспромхозе доски пилили. Чего-то, видно, не поделили. А парень-то этот, тёзка мой, Колька тоже, только она его по-иностранному называла. Николас вроде. Он такой тоже боевой был. Всё дрались с местными. Никак мирно не жили. Наши-то их прогнать хотели. Уж и пугали его, и пилораму поджигали. Он: нет, не уйду — и все. Говорил: мы с Настюхой сами всё создали, сами построили. Будем защищать. Ну, эти видят, что Колька не боится ничего, решили дочку припугнуть. Ну и так получилось, в общем, Настеньку застрелили, — дед замолчал.

— Как так-то? — Виктор хоть и слышал уже этот рассказ от Николаса, но из уст деда он звучал совсем по-другому. — Ну и что с ними стало? Их хоть осудили потом? — спросил он.

Николай Васильевич затянулся, медленно выпустил дым, потом продолжил:

— Да, суд состоялся, подозреваемых было пять человек, но всех оправдали. Не доказали ничего. Свидетелей не было, никто ничего не видел.

— А этот? Ну, Колька чего? — спросил Виктор.

— А его потом и обвинили. Адвокат этих упырей на суде так и сказал, что Колька приревновал Настю и убил. А он же сразу после смерти Настеньки куда-то пропал, его даже в розыск объявили. Потом пришёл ко мне через месяц, наверное. Упал на колени, извинялся. Говорил, что всё из-за него случилось. Прощения просил. Клялся, что это не он убил.

А я ему тогда сказал: «Не говори глупостей, я знаю, что не ты, но ты в розыске, найдут — точно посадят». — Дед посмотрел на Виктора: — Любил он ее сильно. Это же видно было. Пылинки с неё сдувал. Больше я его и не видел. Не знаю, может, к себе уехал. Он где-то в тёплых краях жил. В Греции, кажется. Он мне тогда говорил: мол, Васильич, я тебе такие места покажу, закачаешься. На рыбалку съездим на море. А вишь, как судьба-то распорядилась.

— Ну а с этими, ну, с упырями чего, так и сошло с рук? — Виктор посмотрел на деда.

— А всех пятерых и убили. Почти сразу, как Колька ушёл, через несколько дней и убили. Ко мне тоже следователь потом приходил, вопросы задавал. Видимо, и меня подозревали. Но я не стал говорить, что Кольку видел, может, и его это работа, не знаю. Причём нашли их всех в конторе, на пилораме у них. Валялись по углам мёртвые. У четверых — ни царапины, ни синяков, а у одного грудная клетка сломана, как будто под молот попал. И на лицах у всех, менты говорили, прям ужас застыл. Ужас и удивление. Как будто сидели, мирно разговаривали, и вдруг что-то их напугало. Я не ведаю, но неспроста это. И уж что там произошло, теперь не узнаешь. Ну, они получили то, что и заслужили. Вот так бывает.

Николай Васильевич встал, как будто бы опомнившись от воспоминаний:

— Ладно, пойдём ужо, дело прошлое, мы с женой стараемся об этом не вспоминать, а то она и так все слёзы выплакала в первое время. Ты телефон свой запиши, если кто дом продавать будет, я тебе позвоню, а так, да, правильно, что у нас в деревне дачу присматриваешь, места здесь хорошие.

— А я хотел сказать еще… — Виктор подождал, пока дед остановится и повернётся к нему: — Может, и вам помочь чем? Вы мне помогите дом найти, а я вас отблагодарю. Или деньгами, или ещё как. Я человек самодостаточный, меня не затруднит.

— Не надо никакой оплаты, — замахал руками дед. — И не выдумывай, а то сейчас обижусь. У нас с Марьей две пенсии, а мы и одну не проедаем. Как ты сказал, Витя тебя зовут?

Виктор кивнул.

— Я тебе помогу не за оплату, а потому что, обратись я к тебе, и ты бы мне помог, верно?

— Конечно, — кивнул Виктор.

— Ну вот, а коли самодостаточный, подумай, может, там, в администрациях, знакомых каких найдёшь. Нам бы дорогу подсыпать, а то к нам даже автобус не всегда проедет. Вот это было бы хорошее дело, — дед грустно улыбнулся. — Да пустое поди, тоже небось не так просто у них. Ну да ладно, ты ещё и дом не купил, а я уж тебе про дорогу.

Распрощались как хорошие друзья. Мария Ивановна предлагала ещё чаю, но Виктор вежливо отказался. Ехал медленно, аккуратно объезжая ямы, которые были, к слову сказать, везде. Думал о Поляковых. Хорошие люди, добрые, отзывчивые. Вот почему всё так несправедливо? Ведь могли бы жить счастливо, большой семьёй, наверное, с кучей внуков. А из-за каких-то, как он сказал, упырей, всё перевернулось. Но этот Васильич вроде не унывает. А куда деваться? Времени прошло много, видимо,