Вот для чего? Чтобы что она делала? Смотрела на меня спящего, битого и злого? Дурь какая. Сам это понимаю, поэтому вовсе не расстраиваюсь, когда дверь входная хлопает. Ну почти.

Ничего, отлежусь денька три-четыре и приеду. К ней. Спрошу, зачем приходила. Опять нос задерёт, так к стене прижму — проходили уже. Ей нравится, когда берёшь будто силой. Как бы лишая её права выбора. Она понимает, что остановлюсь в любой момент, если надо. Но не просит. Ни разу не просила. Только бы с мужем не помирилась. Снова. Блть, вот на фига я так зацикливаюсь на этом всём? Тошнит ещё сильнее.

Просыпаюсь поздно. Кое-как поднимаюсь, бреду в ванную. Умываюсь холодной водой. Такое странное ощущение: жрать хочется и тошнит — всё это одновременно. Но хоть что-то проглотить нужно. Я стягиваю толстовку, потому что вспотел адски, бросаю её в корзину. Помыться бы, но сил нет. Утром уже.

Захожу в кухню, включаю свет и замираю.

Ксюша сидит за столом с телефоном.

При моём появлении вздрагивает, вытаскивает наушники из ушей. Щурится на яркий свет.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — гостеприимно возмущаюсь я.

— Ты так трогательно просил не уезжать, что я решила сделать тебе одолжение, — улыбается она. Кладёт телефон на стол, врезается глазами в мою фиолетовую грудь и снова начинает плакать. Беззвучно. Даже не морщится. Просто слёзы по лицу текут. Она их не вытирает.

А ещё Ксюша в моей футболке. Этот вроде бы простой, блть, факт почему-то выбивает из тела последние силы. В моей. Футболке. Контрольный в солнечное сплетение. Я отворачиваюсь.

— Это в бреду было. Я думал, что не с тобой разговариваю, — голос звучит хрипло. Сердце ускоряется.

— Я так и поняла, именно поэтому и осталась. Позлить тебя, — парирует она спокойно.

— Признайся, что на бля*ей посмотреть хотела.

Я подхожу к плите и нахожу на ней кастрюлю с каким-то супом. Ещё тёплым. О, пойдёт.

— Хотела, конечно, на них посмотреть. Даже еду сварила, чтобы покормить девчонок. Но никто почему-то не приехал.

— Тогда поем я.

Тянусь за тарелкой.

— Садись, инвалид, я помогу.

Ксюша поднимается с места и начинает хозяйничать на моей кухне.

Смешная такая. С хвостом высоким. Моя белая футболка ей ниже задницы. Ноги красивые у неё, когда на цыпочки приподнимается — вообще вау. Только руки снова в свежих ссадинах. Вот что мне сделать, чтобы она забыла про тупую привычку себя ранить? Я ж не психолог, не умею слова подбирать. Я бы мог, наверное, её смешить и отвлекать. Да хоть каждую минуту. Если бы позволила помочь.

Я плюхаюсь за стол. Да какое там! Здоровый-то на хер был не нужен. А подбитый, да ещё и с поражением? Думал, возьмут в СОБР, на плечо её закину и никуда не денется. А щас...

Ксюша ставит передо мной тарелку. Садится рядом.

— Ты раньше времени не радуйся, я не особо повар, — тараторит быстро. — Мой муж был достаточно богат, чтобы мы каждый день ели в ресторане.

— Давай, добивай, — бурчу я беззлобно, улыбаюсь. Мешаю жидкий суп. — Больше на бульон похоже.

— Денис, я почитала в интернете: при сотрясении в первые сутки бульоны советуют, — произносит она уже серьёзно, без шуток и улыбок. Будто волнуется. — А то вырвать может. Поешь пока так. А завтра уже что-то понормальнее придумаем, ладно? Готовлю я, правда, посредственно.

Я отправляю ложку в рот.

— Мне нравится, вкусно, — говорю честно.

— Мне приятно, — улыбается она. — Расскажешь, что случилось? — спрашивает, заглядывая в глаза.

Мешкаю.

Хочется рассказать ей правду. Что не на улице отделали хулиганы. Сообщить, что я вообще-то КМС по боксу и дрался с профи. Им проиграть не стыдно. Но поймёт ли?

— Хвастаться нечем, — отмахиваюсь.

Ксюша губу закусывает, о чём-то задумалась.

Бульон, кстати, действительно неплох — решаю на нём пока сосредоточиться. Тарелка быстро пустеет.

— Можно ещё? — нарушаю молчание.

— Конечно. — Она спохватывается, поднимается из-за стола, берёт мою чашку, подходит к плите. — Ты либо хвастаешься, либо молчишь? Третьего не дано? — спрашивает с грустной улыбкой.

Самая грустная девушка на свете. Парадокс в том, что никому не идут улыбки сильнее, чем ей.

— Как, в общем-то, и ты, — парирую сразу же. — Главное правило: никому не рассказывать о том, за что стыдно.

Ксюша оборачивается, наши глаза встречаются. Мы удерживаем зрительный контакт несколько секунд, словно соревнуемся. Воюем.

Она отворачивается первой.

— Тебе передо мной стыдно? — спрашивает. — За драку?

Ставит передо мной вновь полную тарелку, я возвращаюсь к еде.

— Не-а. Но я ведь правильно играю в твою игру? — улыбаюсь, но уже не так широко. Киваю на её руки.

Она не моя. Это всё, что следует знать на данном этапе. Не моя девушка. И моей быть не хочет. А значит, всё бессмысленно.

Ксюша уезжает домой примерно через час — когда время близится к одиннадцати. После ужина мы некоторое время пьём чай. Потом она сообщает, что ей пора. Поднимается с места и спешит в ванную, откуда выходит уже в блузке и юбке. Я иду провожать.

Подхожу к ней вплотную и обнимаю.

— Ты потный весь, запачкаешь меня, отстань, — шипит она возмущённо.

Но я не слушаю, как, впрочем, и всегда. Прижимаю к себе, касаюсь носом шеи. Ксюша вздрагивает от этого движения. Я легонько толкаюсь бёдрами, чтобы почувствовала. Её дыхание сбивается. Нравится ей мой стояк.

— Трещина в ребре, а всё туда же, — пищит еле слышно. Сама же обнимает за шею.

Не отодвигается. Не брезгует больше. То ли смирилась, то ли приятно ей.

— Может, останешься? — спрашиваю. Веду рукой по её спине, заднице.

— Толку с тебя сейчас, — огрызается. А сама жмётся.

— Приезжай тогда на неделе. Очухаюсь, — обещаю ей на ухо.

— Посмотрим, — отвечает. — У меня дел много. Я сегодня заехала внепланово. Думала на десять минут, а сама вот как задержалась. Давай дальше сам как-нибудь, без меня.

— Ну я жду, короче. — Прижимаюсь к ней пахом, чтобы запомнила. — Хочу тебя.

Стояк мой она чувствует отлично, вон как дыхание задерживает. Реагирует. Ей, в общем-то, больше ничего и неинтересно во мне. Ксюша приподнимается на цыпочки и нежно целует в шею, проводит рукой по ёжику волос, шее, спине. Блть, какая чувственная. Я закрываю глаза и втягиваю её запах. Пздц какая. Просто на разрыв.

Хорошо с ней. Непонятно, правда, почему. Мечта на уровне детсадовского возраста — когда увидел какую-то игрушку, и именно её теперь и надо. Почему — не важно. Хочу. Хочу. Дайте. Вот только у сестёр моих в детстве прихоти подобные быстро проходили, а у меня отвлечься и переключиться на другое уже несколько недель не получается.