повысилось кровяное давление и усилилось кровоснабжение ваших мышц, особенно ножных, а значит, и снабжение мышечных клеток кислородом и энергией. Одновременно бронхи и бронхиолы в легких расширились, чтобы в них вместилось больше воздуха, а следовательно, кровь обогатилась кислородом и доставила его клеткам мозга, тем самым сделав его (а стало быть, ваши) реакции быстрыми и сильными. Из энергетических и жировых «депо» высвободились глюкоза и жирные кислоты – дополнительное «топливо» для организма. Сосуды сжались, в крови повысилось содержание белка фибриногена, участвующего в свертывании крови, – все для того, чтобы в случае ранения предотвратить большую кровопотерю. Стрессовый гормон кортизол стимулировал иммунную систему, чтобы она была готова к всевозможным повреждениям тканей, а также к инфекции. Тем временем в мозге усилилась выработка эндорфинов, которые в случае необходимости выступят в роли анальгетиков и ослабят боль. В организме затормозились процессы, которые никак не задействованы в режиме «чрезвычайного положения»: переваривание пищи, воспроизведение, рост.

«Смысл всех этих действий состоит в том, чтобы переместить все ресурсы организма в те части тела, которые могут пострадать в случае опасности», – объясняет Брюс Мак-Ивен, нейроэндокринолог из Университета Рокфеллера[235]. Конечно, это разумно: при виде слона или несущейся на вас машины логичнее использовать энергию для бегства, чем для переваривания пищи или отращивания ногтя на пальце ноги.

За последние десять лет ученые, пытающиеся во всех подробностях понять природу «реакции борьбы или бегства» (возникающую в ответ на стресс), сделали ошеломляющие открытия. «Острая реакция на стресс полезна для организма, – говорит Мак-Ивен. – Она обостряет чувства, улучшает память, даже усиливает работу иммунной системы». Фактически даже стресс как таковой идет на пользу организму, считает ученый, если длится недолго. Хотя короткий стресс отбирает энергию, он творит с организмом чудеса и порой даже приносит физическое удовольствие и моральное удовлетворение. Реакция на стресс – замечательная вещь, позволяющая отвечать на краткосрочные вызовы: освободить придавленного машиной ребенка, спастись во время стихийного бедствия, прочитать лекцию или убежать от быка.

Однако хронические, постоянно повторяющиеся или чрезмерные стрессы, вызванные неумолкающим шумом, интенсивным дорожным движением, нехваткой времени, каждодневными тревогами о семье и делах, тяжелой работой, переживаниями о здоровье престарелых родителей, супружескими проблемами, изматывают. «Накапливающееся психологическое давление такого рода заставляет страдать от бессонницы, прекращать занятия спортом, есть не то, что нужно, и изнашивает организм, – говорит Мак-Ивен. – Вот это действительно опасно». Так, мгновенная боль – важный сигнал о какой-то неполадке – может быть полезна, а хроническая приносит лишь вред, причем немалый. Постоянный стресс грозит истощить, исказить и даже «выключить» реакцию организма, так что реакция эта, обратившись против организма, приведет к серьезной болезни, а то и смерти.

Ученые давно знают, что непрекращающийся стресс негативно влияет на здоровье, но только недавно начали понимать схему действия накапливающегося психологического давления.

* * *

Рабочий день продолжается, проблемам не видно конца: начальник сердится, бумаги разбросаны, до дел не доходят руки. И вот вы обнаруживаете, что сидите ссутулившись и нервно покачивая ногой, или решаете все-таки купить булочку к кофе, или подумываете о том, чтобы съесть давно спрятанную в столе шоколадку. В ушах начинает шуметь. Вы нагибаетесь, чтобы поднять с пола пачку свалившихся бумаг, и внезапно чувствуете острую боль в пояснице.

Слово «стресс» используется так часто, что практически утратило свое первоначальное значение. Оно произошло от латинского stringere – натягивать. Термин «стресс» впервые ввел в научный оборот Ганс Селье, канадский ученый, родившийся в Австро-Венгрии. В 1936 году он опубликовал в журнале «Нейчер» короткую заметку под названием «Синдром, вызванный разными вредными веществами»[236]. Через четырнадцать волнительных лет Селье опубликовал тысячестраничный опус на ту же тему, который посвятил тем, кто страдает от перенапряжения из-за «незаживающих ран, потери крови, подверженности скачкам температуры, голода, усталости, одышки, инфекций, ядов или смертоносных лучей… тем, кто испытывает нервное напряжение, пытаясь воплотить свои идеалы, какими бы они ни были, мученикам, которые жертвуют собой во имя других, а также тем, кого преследуют корысть, амбиции, страх, зависть и худшее из всех зол – ненависть». Это перечисление подходит едва ли не ко всем нам, включая самого автора. Селье работал по 10–14 часов в день, без выходных. В посвящении Селье упомянул и свою жену, которая, по его словам, понимала, «что я не могу и не должен лечиться от стресса, но просто научился получать от него удовольствие».

Селье считал стрессом любое потрясение, любую острую потребность или ущерб, понесенный от голода, недосыпания, физической перегрузки, инфекции или страха. Сегодня ученые определяют стресс-фактор как нечто нарушающее гомеостаз организма, а реакцию на стресс – как бесчисленные адаптации, которые постепенно восстанавливают равновесие[237]. Если нарушение кратковременное, организм обычно восстанавливается быстро.

Однако реакция на стресс не поспевает за реалиями современной жизни, которая заставляет нас преодолевать один стресс за другим, говорит Брюс Мак-Ивен. Нашему организму сложно определить разницу между сиюминутной опасностью для жизни и, например, постоянными семейными ссорами или беспокойством из-за отсутствия денег. Рукопашная схватка или стремительный рывок в укрытие – неадекватная реакция на недовольство супруга или неоплату чека, указывает Мак-Ивен. Эти обыденные стрессы могут накапливаться в течение дня, недели, месяца или года, а реакция будет оставаться все такой же сильной, пока механизмы, которые призваны нам помогать, не обратятся против нас. Более того, под давлением неослабевающего стресса мы часто принимаем неправильные решения, говорит Мак-Ивен. Едим больше жирной пищи, пьем больше алкоголя, тяжелее работаем, позднее ложимся, перестаем заниматься спортом и в результате чувствуем себя еще более нервными, измотанными и больными.

* * *

Через несколько недель после террористических атак 11 сентября я читала студентам медицинского факультета Университета Вирджинии вечернюю лекцию о последних открытиях в области генетики. Это был трудный месяц. Мой племянник, изучающий финансы молодой человек, впервые в жизни поехал в Нью-Йорк и оказался в Южной башне в момент атаки. Каким-то чудом ему удалось выбраться. А скольким это не удалось! Последовавшие за терактами дни были полны тревоги и горя. Как и другие, в эти дни я жила как в тумане и спала урывками; сосредоточиться никак не получалось, и работа совершенно не шла. Я нервничала из-за лекции: времени на подготовку не было, а тема очень обширная и сложная. Чтобы довести ее до ума, я пожертвовала зарядкой, нормальным питанием, временем, которое можно было провести в кругу семьи, и отдыхом.

В начале лекции я чувствовала себя уверенно, ну разве что мне было жарковато, щеки покраснели, но я приписала это волнению и воздействию адреналина. В нормальных условиях немного повышенная температура – это даже неплохо, она помогает добиться успеха (ученые связывают это