Я спустила трусики вниз по бедрам, снимая их, когда мое дыхание стало поверхностным.

— В душ…Татум, — сказал он сухим, как наждачная бумага, голосом.

Я попыталась не покраснеть от удовольствия при звуке моего настоящего имени на его губах, не желая, чтобы он знал, как сильно мне это понравилось и как я ценю, что он выслушал мою просьбу, но я была совершенно уверена, что он все равно и сам об этом догадывался.

Я сделала, как он просил, войдя в большое помещение и ожидая следующих инструкций.

— Включи воду. Холодную, — проворчал он, подходя к раковине и прислоняясь к ней задницей в удобном положении, чтобы наблюдать за мной.

Я прикусила губу, когда включила холодную воду, и ахнула, когда она хлынула на меня. По моей коже побежали мурашки, и я задрожала от ледяного потока.

— Сначала вымой голову, — приказал Сэйнт, и я потянулась за своим шампунем. — Нет, воспользуйся моим. — Он указал на баночки по другую сторону душа, и я кивнула, взяв его шампунь и выдавив немного себе на ладонь. Я намылила средство с ароматом яблока на волосы, от ледяной воды мои соски встали, а тело покрылось крошечными бугорками. Я знала, что это была еще одна игра за власть, способ выделить меня как свою, даже не прикоснувшись ко мне пальцем. Сэйнт был таким креативным.

Когда я вымыла волосы и они свисали на меня тяжелой простыней, он отдал мне следующую команду.

— Переключи воду на теплую и помойся моим мылом.

Я повернула ручку и вздохнула, когда теплая вода потекла по мне, мгновенно прогоняя холод. Я взяла мыло Сэйнта и растирала им свое тело, пока пена не начала пузыриться на моей груди и стекать по животу между бедер. Мое сердце билось в неистовом, незнакомом ритме от ощущения его взгляда на себе. Это было так напряженно. Мне следовало стыдиться или нервничать, но я не испытывала ни того, ни другого. Я просто чувствовала себя в настоящем, сосредоточенная на нем и его приказах и ни на чем другом.

На стекле запотел пар, и Сэйнт внезапно открыл дверь, чтобы продолжать наблюдать за мной. Он облизал губы, его глаза прожигали дыры в моей плоти, пока он пожирал меня.

— Вымой свою киску. Медленно, — процедил он сквозь зубы, его глаза следили за моей рукой, когда я скользнула ею между бедер. Мое сердце бешено заколотилось, пальцы ног заскрипели по полу, когда я потерла куском мыла свой клитор, и дрожь пробежала по мне.

Он рассматривал меня с такой интенсивностью, что мне захотелось схватить его, затащить под поток и почувствовать его рот на своей коже. Я хотела пасть жертвой Сэйнта Мемфиса. Я хотела, чтобы он контролировал мое тело и заставил меня сломаться и влюбиться в него. Я поняла, что задыхаюсь, мое тело напряглось от желания, в то время как я продолжала кружить по этому скользкому бугорку снова и снова.

— Хватит, — прорычал он. — Выходи.

Он отступил назад, и я уронила кусок мыла, немного дрожа от потребности освободиться, когда сделала, как он сказал, мои глаза зацепились за огромную выпуклость в его джинсах. Я застыла перед ним, с меня стекала вода, пока я ждала его следующего приказа, глупо надеясь, что он пойдет дальше. Я была так близко к нему, и его взгляд на моем теле ощущался почти так же приятно, как его руки, когда он скользил взглядом по каждой частичке меня. Воздух между нами был наэлектризованным, осязаемым. Я едва могла дышать от того, как сильно хотела сократить расстояние между нами. И, судя по выражению его лица, он чувствовал то же самое.

— Вытрись. — Он указал на большое полотенце на вешалке и снова отступил назад с почти болезненным выражением лица. Он быстро скрыл его, но я видела желания в его глазах. Он хотел этого так же сильно, как и я. Но что бы ни удерживало его, оно все еще было твердо в нем. Может быть, его потребность в контроле была настолько глубокой, что лишить нас обоих удовольствия было еще одним способом сделать это. Но я знала, что у него и раньше были женщины, так что же такого было во мне, что заставляло его сопротивляться?

Я вытерлась полотенцем, и он велел мне надеть ночнушку, висевшую на обратной стороне двери. Я скользнула в нее, и он подался вперед, чтобы рассыпать мои влажные волосы по плечам и вытереть единственную капельку воды с моего лба.

— Идеально, — объявил он, вдыхая свой собственный аромат на мне. — А теперь помоги мне выпутаться из этой перевязи.

Я подошла, чтобы помочь ему снять ее, и положила в раковину, когда он медленно вытянул руку, которая была в гипсе, слегка поморщившись при этом.

— Больно? — Спросила я напряженным голосом.

— Не так сильно, как если бы я потерял тебя, — пробормотал он, и мое сердце застучало о грудную клетку. — Возвращайся в мою комнату. Подожди меня.

Я кивнула, поворачиваясь и оставляя его там, пока он одной рукой заворачивал гипс в маленькое полотенце. Я услышала, как он зашел в душ, когда с резким щелчком закрыла за собой дверь. Я подошла к кровати, села на ее край и стала ждать, не в силах удержаться от того, чтобы не напрячь слух, задаваясь вопросом, получал ли Сэйнт удовольствие от того, что только что увидел. Но если бы и так, я бы отсюда ничего не услышала.

Я обдумала то, что он мне сказал, и впитала неоспоримый жар в груди, который он оставил у меня. Я догадывалась, что трудно отрицать глубину его чувств ко мне, какими бы они ни были. Он принял пулю за меня. Что еще человек может сделать для кого-то?

Наконец он вернулся в комнату с полотенцем вокруг талии, двигаясь легче теперь, когда обезболивающие явно подействовали. Это вызвало довольную улыбку на моих губах, но мне все равно было тяжело видеть все эти синяки на его идеальном теле. Он был осторожен, чтобы не намочить повязку, чтобы ее не пришлось снова менять, и его гипс был абсолютно сухим. Сэйнт был рожден, чтобы следовать правилам. По крайней мере, тем, по которым он считал необходимым следовать.

— Могу я помочь тебе одеться? — Спросила я, когда он прошел мимо меня, и выскользнула из кровати, чтобы подойти к нему.

Сэйнт замер, когда я придвинулась ближе, позволяя мне подойти прямо к нему, когда его взгляд скользнул по тонкой ночной рубашке, которую он мне дал, и он заметил мои затвердевшие соски,