другой. Вона как свободной рукой машет да по сторонам глазками стреляет: влево — вправо, влево — вправо. Голова не сидит на месте. И другая все поддакивает: ага, верно, я и сама слыхала…

«Эх, жизнь, — подумал Плотников. — В ней не выбирать, кому лясы точить, а кому могилы копать».

Подумал и побрел к заранее выбранному месту. Поволок за собой штыковые лопаты, лом. Вернулся потом за бечевкой и металлическими штырями: привык все серьезно делать, «чтоб обиды не было», да и красиво чтоб, ровно, «по геометрии».

Мог бы, конечно, и как Афонин копать: лопатой разметку сделал, черканул по земле, чуть углубился в грунт, подровнял, если скособочил, — и дальше погнал. Но то Афонин, а он, Плотников, все строго любил и не спеша. Все одно покойнику спешить некуда, а им, могильщикам, и подавно. При любом раскладе часа за два, от силы — три управятся. Перекурят пару раз, выпьют грамм по сто — сто пятьдесят, закусят хорошо — не без этого, на работе не отразится. Как начали, так и кончат: на одном дыхании, потому как землекопы они отменные, можно даже сказать, со стажем. Уж сколько земли перелопатили, сколько мусора выбросили — не перечесть. А камней сколько? И на пласты, бывало, натыкались… Но уж хошь не хошь, а долби за ту же цену. Кто ж знал, что на пласт наткнешься. Однако такое редко бывает. В основном в этих местах земля мягкая, податливая, какая покойникам и надобна. Не земля, а пух, в самом деле. Но это, может, так только кажется, от привычки, а сейчас копнешь раз, другой и пойдет то камень, то щебень, то плотная глина, то мусор, неизвестно откуда взявшийся. Одному, конечно, тяжело, но помощники скоро явятся. А Плотникова дело маленькое: начать.

«Вот и начнем», — подумал, сделал еще одну затяжку и отбросил подальше выкуренную почти до самого края сигарету. Воткнул по привычке возле себя длинные железные штыри, стал на глаз прикидывать размеры будущей ямы.

Сколько-то он говорил росту у покойника? Метр семьдесят? Плюс по десятке на сторону, плюс для свободы… Метра за два будет.

Прикинул лопатой — мерило верное, на черенке зарубки специальные сделаны: где метр, где полтора, на всякий случай. И рулетку с собой таскать не надо. За минут пятнадцать разметку и закончил. Стал по метке проходить штыком лопаты: воткнет в землю — выткнет, воткнет — выткнет. Так по всему периметру и прошел. Стал снимать дерн.

А кумушки все треплются. Теперь вторая первой о чем-то долдонит, а та всё охает да ахает.

Но Плотникову не до них: он начал копать, беспрепятственно пока на штык погружался в нетвердый грунт и откидывал в сторону свежевыкопанную землю. Так прошел почти половину разметки, как вдруг почувствовал, будто земля под ним приподниматься стала. Вспухнет и опадет, вспухнет и опадет под его весом. Что за черт?

Плотников отошел в сторону и стал удивленно смотреть на необычное место. А земля все продолжала шевелиться, так, словно кого-то ею сильно присыпали и тот пытается из-под нее выбраться, но не может.

«Может крот? — предположил Плотников. — Вогнал, наверное, штыри в землю, ходы ему и перекрыл». Хотя почва ходила не на узком пространстве, а почти на пол свежевскопанной ямы.

«А вдруг какая животина?»- опять подумал Плотников и с силой всадил в поднявшийся грунт свою лопату. На секунду успокоилось. Плотников еще пару раз, уже сильнее, с размаху воткнул в загадочное место лопату и покачал ею из стороны в сторону.

«Нет, я тебя достану!»- недовольно пробубнил он, подобрал лежавшие неподалеку свободные штыри и вогнал их тоже. Воткнул, выдернул, снова воткнул, от напряжения даже приседая и не переставая повторять: «Достану я тебя, достану!»

Со стороны все его подскоки, приседания и суета выглядели комично. Даже калякающие девицы и те оторвались от пустяшных разговоров и с любопытством стали наблюдать за действиями Плотникова.

Тем временем Плотников кучно вогнал все имеющиеся у него штыри. Земля, наконец, успокоилась. Железные прутья будто приковали ее верхний слой к глине.

Угомонился и сам Плотников. Вытащил из грунта лопату, взглянул, ожидая новой волны колебания, но ничего не дождавшись, вернулся к начатой могиле, оставив странное место у себя за спиной.

Вдруг одна из девиц вылупилась, глаза ее расширились, она открыла рот и, как рыба, стала судорожно хватать воздух. Захотела крикнуть, но крика не получилось. Глаза ее закатились, и она рухнула на тротуар.

«О Боже!»- недоуменно и испуганно склонилась над нею другая и тут же машинально взглянула туда, куда смотрела подруга. Ее крик заставил Плотникова оторваться от своего занятия и поднять голову. Необычное поведение дам несколько озадачило его. Он проследил за взглядом женщины. Когда обернулся, крик едва не вырвался и из него. Уже почти наполовину выбравшись из-под земли, на него злобно уставился полуразложившийся труп. Кожа на его лице и теле была свезена и давно потеряла прежний оттенок, превратилась в зеленовато-желтую слизь, сочившуюся гноем и трупной жидкостью. В спине торчали вогнанные Плотниковым железные прутья. Видно было, что они сильно досаждали ему, так как он из-за них и подняться не мог и лежать спокойно в могиле был не в состоянии. Он оказался как бы пригвожден длинными штырями к земле, поэтому все его усилия освободиться были тщетны. Труп только натужно поводил головой из стороны в сторону и зря напрягал потерявшие силу мышцы рук.

Неожиданно Плотников почувствовал, что его страх совершенно исчез, он перестал бояться выходца из того света, переборол в себе брезгливость, медленно и вместе с тем осторожно приблизился к нежити и, превозмогая тошноту, вытащил из его спины длинные, мучившие того металлические стержни. Тут же раздался какой-то странный, похожий на лопающийся воздушный шар звук. Мертвец вытянул в последний раз шею и вслед за тем рухнул как подкошенный, затихнув.

1996

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛИССОНВИЛЛЬ

До Лиссонвилля оставалось миль семьдесят. Семьдесят миль. Веселый, улыбчивый дальнобойщик Гарри, которого Тони остановил на дороге, мог довезти его лишь до Уинхеда. Дальше бело-красный «кенворд» Гарри сворачивал на запад и уносился в старую добрую Оклахому. Но Тони это вполне устраивало: от Уинхеда до Лиссонвилля