рясе, братия смотрит в окно, никто даже не узнал меня в этот момент, и не знал, что это произошло.

Поэтому нельзя обобщать, что батюшка всем велел постригаться.

К сожалению, у нас есть случаи, мы все знаем, в современном монашестве, что многие создают семьи, уходят из монастыря. Каждый в частном своем порядке для себя может и делает какие-то выводы и факты. Поэтому я считаю, что это было сказано не всем.

Мы же многие вещи читаем в Евангелии, которые написаны аллегорически, точно также и батюшка мог по-разному говорить, и надо знать его многогранность и понимать, что он имел в виду в частном конкретном порядке.

Когда меня спрашивают, как относился я к батюшке и он ко мне, то в первую очередь, конечно, вспоминается его любовь в отношении ко всем. Как бы это ни банально, это то, что в жизни редко встретишь. Здесь мы увидели любовь в полной степени, и поэтому мы об этом говорим и повторяемся, наверное, часто. Но пока этого не почувствуешь, это не поймешь.

Я всегда говорил, что я самый счастливый человек, потому что у меня два отца: один родил, другой воспитал. В свои двадцать лет, придя в монастырь, я в целом был уже сформирован, но духовно воспитывался благодаря батюшке. «Отец» в полном смысле — так могу по отношению к себе назвать батюшку Ипполита. Это и забота, и пример, и поступки. Можно говорить о его достоинствах, о других качествах. Я же в это слово вложил все.

Если говорить о том, как батюшка воспитывал, то, конечно, в первую очередь — своим примером. Он был тем образом монашества, который впитал в себя все пройденные в жизни школы: Глинскую пустынь, ПсковоПечерский монастырь, Афон. Батюшка воспитывал и своим примером отношения к людям и Богу.

Примечательно, что в частных беседах он ненавязчиво делал какие-то замечания, которые не были осуждающими, но направляющими. И если ты хотел услышать, то слышал.

Как-то идем по монастырю в трапезную после службы в храме. А у нас всегда в монастыре бегают, играют дети приезжающих людей. И такой добродушный, любвеобильный батюшка вдруг строго поворачивается:

«Где дети, там нет монастыря». Ты думаешь, отчего это он так?

Но с возрастом приходит понимание, что когда мир приходит в монастырь, то это отчасти соблазн.

Были и другие моменты, которые казались спорными. И были вот такие неоднозначные, с мудростью, пусть и полушутливо сказанные фразы. Если не пропускать это сквозь уши, то в тебе это останется, и это тоже можно назвать воспитанием.

Я считаю, что благодаря этим фразам во мне закалялось решение стать монахом. Мудростью, простотой, примером батюшки. Хотя и не было каких-то глобальных наставлений. Вот как-то сидим с ним, разговариваем вечером, я уже был благочинным — и вдруг он спрашивает: «Служба идет?» Спрашивает, хотя столько лет монастырю, и каждый день служба. Я говорю: «Ну, конечно, каждый день, на протяжении многих лет уже». А он: «Ну, читаем каждый день, и то хорошо». Такие незначительные фразы имеют большое значение в конкретный момент для конкретного человека.

К сожалению, были моменты, когда батюшка даже гневался. Редко, очень редко, но за семь лет с ним рядом, было и такое. Потому что он все слагал в свое сердце. Он все терпел: наши выходки, похождения, сложное отношение к себе, к монастырю и полиции, и администрации, и тех людей, которым он давал шанс.

Ощущение близости Бога

Воспоминания инока Георгия

Впервые я увидел батюшку Ипполита в 1997 году, в июле. Я приехал в Рыльск по рекомендации прихожан и клира Покровского храма. После моего крещения я проходил на приходе такую «жизненную» катехизацию, и мне посоветовали к нему съездить. Я тогда впервые услышал слова «прозорливый старец» и решил поехать. Тем более, у меня были какие-то проблемы свои личные, а мне сказали, что я могу с его помощью их разрешать. И я поехал.

Приехал в начале июля, расположился там, а на следующий день на службе я к нему подошел. Это и была первая встреча. Дальше я с ним регулярно виделся, месяц там пробыл, потом вернулся в Осетию. Как раз был день рождения у меня, я приехал в конце августа домой. Потом прошло какое-то время, устроился на работу, работал. Но через год все-таки опять туда поехал в Рыльск, уже с желанием там остаться возле старца.

Почему захотел остаться возле батюшки?

Я его когда первый раз увидел, я с ним поговорил: «Так и так, — говорю, — отец Ипполит, вот я такой-сякой, я приехал к Вам, у меня такие-то есть проблемы». Он сказал: «Ну молодец, хорошо, Богу помолимся». А уже утром я его перехватил по дороге в храм, это был второй раз. Опять немножко побеседовал, и на следующее утро он мне уже говорит: «А вот знаешь, отец, мы из тебя будем делать монаха».

Интересно, что на эти слова противления у меня не возникло. Потому что еще в первые два-три дня мне рассказали о монастырях, о монашестве, и у меня это какой-то интерес вызвало. Даже кто-то мне сказал из соседей по келье: вот ты точно монахом будешь!

«Ну, батюшка, Вам виднее», — говорю. — «Ну, оставайся пока у нас».

Я месяц там пожил, подходил к нему регулярно, и вот потихоньку-потихоньку он меня начал к этой мысли подготавливать. Я говорю: «Ну, батюшка, монахом — пока не знаю, но священником я, наверное, хотел бы быть». «Ну хорошо, — говорит. — Вот у нас есть семинария, если хочешь, мы тебя туда отправим». Вот и вся реакция.

Уже при первом нашем разговоре я почувствовал такое явное действие благодати. Он сказал: «Ну, Богу помолимся», — и было такое чувство, что сейчас он куда-то зайдет, там за ширмочку, и с Богом непосредственно поговорит, и будет мне счастье. Вот такую близость к Богу человека я никогда не чувствовал. Я даже не знал, что так может быть. Потому что в этот момент его доброта была такая, что я даже от родных и близких одной тысячной части такой доброты не видал. Вот это самое благодатное чувство.

Этот человек — сразу видно, что как будто с ним Господь прям рядом, ощущение этой близости Бога.

Начало моей монашеской жизни было очень простым. Я приехал, сказали: оставайся, будешь ходить в храм, молиться, петь научишься, будешь нести какие-то послушания трудовые. Так и прожил полтора года. Очень быстро, буквально за несколько месяцев уже — наверное, по батюшкиной молитве,