– Лучше вы сыграйте для меня на скрипке.

– Для вас? – Грейс покачала головой. – Ну уж нет.

– Вы говорите так, будто никогда не играли для меня раньше.

– Всего лишь однажды, я не смогла придумать тогда ничего другого.

– Имеете в виду, чтобы меня остановить? – Он надолго замолчал, уставившись в свой бокал. Потом сказал: – Знаете, вы были правы. – В его голосе прозвучали странные, мягкие нотки. Даже сидя всего в двух футах от него, Грейс пришлось наклониться вперёд, чтобы его расслышать. – Я больше никогда не пытался. Я думал об этом. Я размышлял о том, где, как и когда. Однажды даже зарядил пистолет. – Дилан не смотрел на неё, опустив густые ресницы, он не отрывал взгляда от бокала. – Мне так и не удалось приставить дуло к виску. Я всё время слышал ваш голос, который говорил мне, что это неправильно.

Грейс не знала, что сказать, поэтому промолчала.

Дилан покрутил в руке бокал и сделал глоток, затем откинулся назад и посмотрел на неё.

– Когда вы упражняетесь в игре на скрипке, чью музыку выбираете?

Грейс мило улыбнулась.

– Моцарта.

– Моцарта! – Дилан выпрямился, поставил бокал и посмотрел на Грейс, будто его ужаснул её ответ. – Этого пустышки, который за всю свою жизнь не сочинил ни одного по-настоящему значимого произведения?

– Извините. – Она изобразила раскаяние на лице. – Бетховена я тоже люблю, но его труднее играть.

– Да что же это такое! Куда делась преданность? Вы же моя муза, помните?

– Дело в том, что мне не нравится играть вашу музыку.

– Что?

– Просто ваши произведения чрезвычайно сложны! Они настолько замысловаты, что утомляют музыканта. Даже сложнее Бетховена. Знаете, как трудно сыграть ваш "Концерт для скрипки номер десять"? У меня никогда не получалось исполнить его правильно.

– Вы говорите как студентка, Грейс. Солист всегда должен играть концерт от чистого сердца, так, как он чувствует, это и будет единственно верный способ.

– Если исполнение произведения зависит исключительно от того, как его чувствует музыкант, – сказала она, улыбаясь, потому что теперь могла подразнить Мура. – Тогда почему с вами так тяжело работать?

– Мы никогда не работали вместе, – уверенно проговорил он, наклоняясь вперёд, чтобы взять виноградину из корзины с фруктами. – Я бы запомнил. Как бы там ни было, со мной не сложно. Кто сказал вам столь вопиющую ложь?

– Да все! Все знакомые мне музыканты, которые когда-то работали с вами, жалуются на то, как трудно вас удовлетворить.

– Быть солистом – совсем не то же самое, что играть в оркестре, и вы это прекрасно знаете. Кроме того, музыканты в оркестре всегда жалуются.

– Мы не жалуемся.

Он взял еще одну виноградину и надкусил её.

– Жалуетесь.

Грейс тоже взяла виноградину и возмущённо фыркнула. Но прежде чем она успела возразить, он снова заговорил.

– Где вы играли в оркестре, Грейс? Точно не в Англии.

– Нет, я играла в Вене и Зальцбурге. И в Париже. Как вы знаете, на Континенте гораздо проще относятся к женщине в оркестре. В Англии всё намного сложнее, здесь существует Гильдия музыкантов и тому подобное.

– И это глупо, если хотите знать моё мнение, – сказал он, откусывая ещё один кусочек виноградины. – Я бы взял вас в свой оркестр.

– Даже будь это правдой, вам бы не сошёл с рук такой поступок. Мужчины не дали бы вам покоя. Мне бы пришлось надеть мужской костюм, приклеить накладные усы и остричь волосы, чтобы одурачить других музыкантов.

Мур громко расхохотался.

– Вы бы не смогли никого одурачить, даже если бы попытались. Я же видел вас в костюме разбойника, помните? Что касается стрижки... – Дилан замолчал, и перестал веселиться, взглянув на плетёный пучок у неё на макушке. – Что касается стрижки волос, – нарочито медленно проговорил он, – это просто смешно. Не вздумайте.

– Спасибо за комплимент, но я не нуждаюсь в вашем разрешении.

– Опять ставите меня на место, Грейс?

– Пытаюсь. – Она снова посмотрела на него, на этот раз с сомнением. – Не думаю, что у меня получается.

– Получается, – сказал он, отправляя в рот последний кусочек виноградины. – Уверяю, у вас прекрасно получается опустить меня на землю. Увы, обожаете вы не меня, а Моцарта...

– Так нечестно! – запротестовала Грейс. – Мне, правда, нравится ваша музыка. Я просто имела в виду...

– Нравится? И только? – Казалось, Мур был действительно раздосадован, и всё же по его глазам Грейс поняла, что он опять её дразнит. – Не дай бог мне дожить до того дня, когда моя музыка будет просто нравится. Вот видите, Грейс, как вы можете легко поставить меня на место, даже не осознавая этого.

– Невозможный человек! – рассмеявшись, воскликнула она. – Тогда чего же вы хотите от музы? Чтобы я сидела весь день напролёт рядом с вами и восхваляла ваш талант?

– Именно, – подтвердил он, тоже рассмеявшись. – Именно этого я и хочу.

– Будто это и вправду вас вдохновит! Вы просто стали бы тщеславным и самодовольным и больше бы ничего не написали.

– Если бы вы для меня сыграли, я бы восхвалил ваш талант, – сказал он, оборачивая разговор в свою пользу.

– Как вы уже отметили, я играла для вас однажды.

– Пять лет назад.

– И на балу несколько дней назад.

– В составе оркестра, а я хочу услышать ваше соло.

Она скорчила гримасу.

– Я не большой виртуоз.

– Я предпочитаю судить об этом сам. – Мур встал и протянул руку. – Сыграйте мой "Концерт для скрипки номер десять".

– Что? – Теперь он не дразнил её, а говорил абсолютно серьёзно. Грейс встревоженно покачала головой. – Нет, нет и ещё раз нет.

– Почему? Друзья играют друг для друга.

Она прикусила губу и посмотрела на его протянутую руку, в отчаянии подыскивая отговорку.

– Я не могу исполнить скрипичный концерт. Без аккомпанемента оркестра.

– Я буду аккомпанировать вам на рояле, – сказал Мур в ответ на её надуманный предлог.

Грейс запаниковала. Она не хотела перед ним играть. Это же сам Дилан Мур, а не какая-то хозяйка званого ужина, которой нужны музыканты. Грейс никогда не выбирали в качестве