в 1935 г.[403] Эренберг, вслед за Буркхардтом,[404] подчеркивал различия в степени проявления агонального духа между гомеровской и архаической эпохами,[405] в то время как В. Йегер, говоря об агональном духе, делал акцент, скорее, на том, что было общим для гомеровского героя и для грека последующих эпох.[406] Нам представляется, что Йегер здесь ближе к истине. Во всяком случае, вызывает недоумение, почему Эренберг придает в этом контексте значение тому, что гомеровские герои состязались не обнаженными.[407] Кроме того, говоря о внимании Гомера и его героев к ценности призов,[408] Эренбергу не следовало бы упускать из вида их незначительную стоимость в сопоставлении с имущественным положением состязающихся героев (см. ниже).

Идею об агональном характере греков развивал и Гельмут Берве,[409] который в 1937 г., рецензируя книгу Эренберга, упрекал его в духе национал-социалистической идеологии за то, что тот не видит в агональном начале греков «die blutgegebenen Kräfte», т. е. не возводит его к исконным расовым корням.[410] Принадлежностью греков к нордической расе объяснял их агональный дух Л. Энглерт,[411] об агональном начале греков писал Г. Штир.[412] А. Попе считал агональной уже гомеровскую эпоху.[413]

В 1939 г. вышла в свет книга Й. Хейзинги «Человек играющий», в которой была показана фундаментальная роль игры в человеческой культуре, ее исконность и несводимость к иным формам человеческой деятельности.[414] В этой работе Хейзинга уделяет место и агональному духу греческой культуры, который он рассматривает как одно из проявлений потребности в игре.

М. Поленц, развивая идеи Буркхардта, признает за агональным началом важнейшее значение в греческой жизни. Рассматривая его как органическую принадлежность греческого народа, он ищет его проявления даже в особенностях греческого языка, как, например, в употреблении сравнительной степени прилагательного там, где мы бы ожидали положительную (см. хотя бы: Od. VII, 159; XIX, 322); в постоянных сопоставлениях при помощи частиц μέν, δέ и т. п. Аналогичным образом объясняет он и стремление греков непременно засвидетельствовать одержанную в сражении победу, воздвигнув трофей, и решение враждующих сторон в войне Эретрии с Халкидой не пользоваться метательными орудиями. Тенденция греческой литературы и риторики к сравнению (σύγκρισις) также оказывается у Поленца, не выделявшего специально агональной эпохи в истории Греции, восходящей к агональному началу.[415] Специфичность «агонального духа» для греков и его решающее значение для формирования греческой и всей западной культуры признавал Р. Хардер.[416]

В 1965 г. Г. Берве написал очерк «Об агональном духе греков».[417] Здесь он пошел дальше своих предшественников и, как нам представляется, приблизился к обосновываемому в данной работе представлению о фундаментальном значении агонального начала для всех аспектов культурного переворота в Греции. Так, Берве указывает на значение соревновательного начала не только для софистов, но и для Сократа, для которого познание истины было наградой в состязании (Kampfpreis: S. 18), и утверждает, что агон дал философии и науке диалог в качестве «методического пути познания» (S. 19). В недавно появившейся работе Б. Билинский также обращает внимание на важнейшую роль агона в духовной культуре Древней Греции.[418]

Надо, однако, сказать, что концепция агонального духа греков встретила и весьма энергичных оппонентов. Один из них — Ингомар Вайлер — пытается показать, что стремление к состязанию не является чем-то специфическим для греков по сравнению с другими народами, и поэтому характеристика именно греков как агонального народа является неадекватной,[419] и что утверждения относительно установки греческого агона на победу как таковую, а не на проистекающие от нее выгоды и преимущества, не соответствует реальному положению вещей.[420] М. Финли, Г. Плекет и Д. Янг настаивают на том, что расчет на вполне осязаемый выигрыш был побудительным мотивом в греческом спорте на всем протяжении античной эпохи.[421] Роберт Мут, стремясь освободить наши представления о греках от романтических иллюзий, подчеркивает отрицательные стороны греческой атлетики. Он оспаривает то значение, которое исследователи придают по традиции перерыву в военных действиях, устанавливавшемуся на время Олимпийских игр, настаивает на терпимом отношении греков к хитростям и жестокости соревнующихся и на значении тех материальных преимуществ, которые доставались победителю.[422]

Что касается возражений Вайлера против специфических агональных тенденций в жизни древних греков, то они бьют мимо цели. Даже Буркхардт, во времена которого о культуре дописьменных народов и государств Древнего Востока было очень мало известно, отмечал наличие там состязаний разного рода.[423] В. Эренберг, в сущности, уже предвосхитил возражения Вайлера. Мы находим у него следующую формулировку: «Агональное начало является в некотором смысле общечеловеческим качеством, но как таковое с точки зрения истории неинтересно и лишено значения».[424] Но Эренберг отмечает и случаи, когда у некоторых народов складываются формы общественной жизни, в которых «агональный дух» начинает играть большую роль, чем это имеет место в большинстве обществ.[425] Так, Эренберг ссылается на работу Геземана о черногорцах, отмечающую соответствующие черты в жизни Черногории совсем недавних времен,[426] и сам видит аналогичные черты в картине общества, которую нам дают исландские саги,[427] и в наступившем в XX в. повсеместном увлечении спортом.[428]

Существенно, однако, то, что ни одно известное нам общество не было в такой степени ориентировано на агон вообще и, в частности, не придавало такого значения атлетическим состязаниям, как древнегреческое.[429] Это общее положение справедливо, прежде всего, для всех известных нам дописьменных обществ.[430] Среди народов Древнего Востока, судя по нашим источникам, больше других придавали значение физическим упражнениям древние египтяне. Однако из специальной работы о спорте в Древнем Египте, задуманной именно для того, чтобы подчеркнуть роль Египта в развитии физической культуры, особенно отчетливо видно отсутствие в Египте состязаний как постоянного общественного установления, столь характерного для Греции. Факт этот признают и сами авторы книги.[431] С. Н. Крамер и Маргарита Римшнейдер, на которых ссылается Вайлер,[432] говоря о спорте в странах Древнего Востока, не приводят материала, хотя бы отдаленно сопоставимого с греческой атлетикой.[433] Отрицательное отношение римлян к занятиям атлетикой общеизвестно.[434]

Уникальное по сравнению со всеми дописьменными обществами и всеми государствами древнего мира развитие в Древней Греции агонистической атлетики является очевидным фактом. Признание этого факта не имеет Ничего общего с не желающей считаться с фактами традиционной идеализацией греческой культуры. Признавать какое-то явление исключительным достоянием греков — вовсе не значит безоговорочно одобрять его. В частности, мрачная