— Предложите сумму в десять раз больше той, какую требовали от вас похитители. Ведь требовали?

Ладыгин и Старостин переглянулись. Бизнесмен нахмурился.

— Вы много себе позволяете! — рявкнул он сердито. — Может, вы и экстрасенс, но я вас еще не знаю! Требовали или не требовали — не ваше дело. И потом, кому предложить? Вам? Вы приходите, напрашиваетесь помогать… А оказывается, просто хотите получить десятикратный выкуп?!

Пациент сопротивляется, подумала Вера. Впрочем, они всегда сопротивляются. Это понятно, это чисто рефлекторное. И ведь каждый раз в то самое место, которым оно упирается, нужно вколотить понимание, заботу и расположение, погладить по этим упрямым рожкам, отвлечь, развлечь, — чтобы жестом иллюзиониста выхватить у него из кармана его собственное счастье и вручить ему, не верящему…

— А я считаю, это любопытный ход, — вдруг с горячностью заговорил Старостин. — За очень большие деньги Миру начнут искать все. Не только милиция и мы, ваша служба охраны, частные сыщики, — а все. Похитителям в этой ситуации придется очень плохо. Они начнут волноваться, психовать, делать ошибки. И тогда Мира быстрее окажется на свободе.

— Ты серьезно? — Марат прищурился на своего сотрудника. Нечасто ему случалось слышать от него возражения.

Вера вмешалась:

— Не только в этом дело. Марат Артурович, нужно назначить награду тому, кто приведет вам Мирославу Ладыгину живой и невредимой. Именно такими словами. И именно в десять раз больше, чем запросили похитители… Вам нужны объяснения — пожалуйста. Я читаю на ваших лицах бессонную ночь, опасность, разочарование и смерть. Вы ездили на встречу и в стычке, наверное, потеряли кого-то. Не стоит иронизировать, я по лицам читаю гораздо больше, чем даже могу сказать. И вы читаете, каждый человек немного физиономист, только недостаточно. А у меня работа такая. Мне, наоборот, приходится сдерживаться, не показывать, что именно я вижу по лицу, чтобы не смущать людей. А хотите, не буду сдерживаться? Вскоре вы, господин Ладыгин, будете иметь неприятный разговор со своим помощником. — Лученко кивнула на Старостина, который стоял с непроницаемым видом. — И вам придется оправдываться… Что-то вы утаили, не знаю что, но вижу…

— Достаточно, — прервал ее Ладыгин.

— А еще вам скоро позвонят, — продолжала Вера, не слушая его. — И будут угрожать…

— Хватит! — крикнул бизнесмен.

— Вера Алексеевна, — хмыкнул Старостин, — при встрече с вами надо, пожалуй, маску надевать.

— Так поймите же! — Вера слегка повысила голос, но казалось, что она кричит им прямо в уши. — Включите мозги! Если вы предложите огромную, баснословную сумму за жизнь вашей дочери, то сами же похитители будут заинтересованы в ее безопасности! Вы хоть что-то знаете о киднеппинге? Статистику? Что выкуп почти никогда не гарантирует возвращения человека, которого держат в заложниках?

Марат смотрел на нее во все глаза.

— Вам же сто раз приходилось вести переговоры в условиях, когда на вас давят, сбивают цену. А вы сопротивлялись. Сопротивляйтесь и сейчас! Предложение награды в несколько миллионов — это бомба, это скандал, но такой поворот оградит Миру от любых посягательств! Жадные до денег неизвестные будут ее беречь, и вы можете не бояться их угроз. Вы поняли наконец?

Марат хотел сказать, что понял. Но слишком уж все это было против правил, неожиданно.

— Я должен подумать, — сказал Ладыгин.

— Думайте. — Поднявшись, Вера перебросила длинный ремешок сумки через плечо и направилась к выходу из кабинета.

Старостин показал Лученко запись с видеокамеры, не надеясь, что она заметит что-то. Она молча просмотрела ее три раза.

Затем он проводил наружу её и Сотникову, которая уже решила свои вопросы.

* * *

Следовало закончить устройство рыжей Сони, ведь она обещала. И Вера Лученко пригласила в свою квартиру на Подоле Лиду и Дашу с ее Александром. Пай чувствовал особое волнение из-за присутствия в доме гостей, радостно помахивал хвостом, улыбался и вертелся под ногами. Когда к чаепитию был подан Верин коронный яблочный пирог, источавший тончайший аромат яблок, ванили, корицы и свежей сдобы, все блаженно замерли. Прежде чем разрезать пирог, друзья полюбовались им, похвалили хозяйку, как и положено вежливым гостям.

Пай положил свою белую шелковистую мордаху на стол рядом с пирогом. Вера строго сказала Паю «фу!», однако тот и ухом не повел. Он точно знал, что «фу» бывают разные и безошибочно угадывал, когда следует обращать на них внимание, а когда нет. Его хозяйка мама Вера хоть крошку пирога уж точно ему даст. Вера для порядка повздыхала, поворчала, что свежая сдоба собакам вредна, сообщила своему питомцу, что он юный манипулятор. Но все же сердце не камень — отломила Паю краешек пирога, и он с трофеем в зубах гордо удалился под диван. Тогда Вера нарезала вкусно пахнущий пирог на порционные куски и налила всем чаю в пузатые керамические чашки, напоминавшие своей формой и цветом маленькие тыквы.

Приступили к чаепитию.

— Я уже говорила, что взяла бы Соню, — хитро прищурившись, сказала Вера. — Но Пай…

Пай, услышав свое имя, вылез из-под дивана и устроился рядом с хозяйкой.

— Ну, давай мы с Дашей возьмем, — взволнованно предложил Романенко.

— Опять! Саша, ну почему ты всегда сперва говоришь, а потом думаешь? — устало упрекнула его Дарья.

— Что я не так сказал на этот раз? — обиженно надулся Александр.

— Какие это такие «мы с Дашей»? Мы пока еще не муж и жена. И потом, собака — это большая ответственность. Это все равно что ребенка завести, понимаешь? Ты готов завести сейчас ребенка?

— При чем здесь дети? — развел руками Романенко. — Ты все-таки объясни, почему мы не можем взять сеттера.

— Для особо непонятливых повторяю, — сказала Сотникова. — Мы с тобой живем на два дома, так?

— Ну, так, — растерянно констатировал ее друг, — и что? У Веры же тоже есть Пай.

— Но Вера и Андрей — свободные люди, понимаешь? Они могут завести хоть слона, хоть крокодила. Потому что Вера ушла от мужа, а Андрей вообще разведен. А мы с гобой люди не свободные. Ты — женат, у меня муж в длительной командировке.

— Но, Дашенька! Ты ведь сама говорила, что так пока лучше… — расстроился Романенко.

— Говорила, — словно эхо, повторила Даша уныло. — Никого здесь наши подробности не интересуют. Речь идет о собаке. Мы с тобой работаем, как в песне поется, — «от зари до зари, от темна и до темна». Выводить гулять некому, кормить некому. Мы не имеем права взять живое существо и обречь его на страдания. Или ты предлагаешь мне бросить агентство и сидеть дома?

Таких предложений у Романенко не было и быть не могло. Вся их жизнь, все самое интересное для них обоих происходило на работе. Они были совершенно неисправимыми трудоголиками. Поэтому он совсем сник под напором беспощадных Дарьиных аргументов.