особенности реагирования, но психологи сочли их недостаточно достоверными. Обнаруженные различия могли быть результатом неадекватности эксперимента или слабости исходных теоретических концепций. Несмотря на то что данное исследование проводилось с целью подтверждения теории угрозы и отвержения, оно стало поворотным пунктом в сфере межнациональных изысканий. К сожалению, после завершения этой работы Организация сравнительных социальных исследований свернула свою исследовательскую программу.

К собственным поискам в этом направлении я приступил в 1957 году. Мне хотелось понять, насколько вообще применимы экспериментальные техники для исследования особенностей «национального характера», а если говорить о конкретной цели моего исследования, то я ставил своей задачей измерить уровень конформности в двух европейских странах — в Норвегии и Франции. Я выбрал такой показатель, как конформность, по нескольким причинам. Во-первых, национальная культура существует только тогда, когда ее представители следуют определенным стандартам поведения, то есть проявляют конформность, — именно этот психологический механизм лежит в основе поведения, которое мы называем культурным. Во-вторых, проблема конформности в настоящее время приобрела почти публицистическое звучание: многие социальные критики заявляют, что современный человек чересчур восприимчив к мнению окружающих, и что это пример нездоровых тенденций, существующих в современном обществе. И, наконец, еще одной причиной моего выбора было наличие добротных экспериментальных методов для измерения конформности.

Главным инструментом моего исследования стала модифицированная форма эксперимента по изучению группового давления, — эксперимента, автором которого был Соломон Аш и который был повторен многими социальными психологами. В оригинальном эксперименте членам группы, состоящей из шести человек, показывали отрезок определенной длины, после чего каждый из них должен был сказать, который из трех других отрезков равен по длине эталонному. В группе был только один наивный испытуемый, все остальные были в сговоре с экспериментатором и, следуя его инструкции, в каждой экспериментальной пробе или через определенное количество проб давали неверный ответ. Согласно замыслу, наивному испытуемому всегда приходилось выслушать мнение большинства, прежде чем объявить свой ответ. Аш обнаружил, что при такой форме социального давления значительное число испытуемых отказывается доверять собственным безошибочным впечатлениям и соглашается с мнением группы.

В нашем эксперименте стимульным материалом были не карточки с начерченными на них отрезками, а акустические тоны. Пять из шести испытуемых были подставными и оказывали давление на наивного испытуемого. Испытуемые, прослушав два звука, должны были сказать, который из них длиннее. Подставные испытуемые всегда отвечали первыми, и «наивный» испытуемый слышал их ответы. В 16 из 30 проб подставные испытуемые давали неверный ответ.

Мы отказались от визуального стимульного материала и отдали предпочтение акустическому, потому что его удобнее использовать в эксперименте с так называемыми «фиктивными группами». Технику «фиктивной группы» разработали два психолога из Йельского университета — Роберт Блэйк и Джэк Брэм. Они обнаружили, что эксперименты по изучению группового давления можно проводить и при отсутствии подставных испытуемых. Достаточно, чтобы наивный испытуемый думал, что они присутствуют, слыша их голоса через наушники. Фиктивную группу несложно создать с помощью магнитофонной записи. Магнитофон не требует почасовой оплаты и всегда под рукой.

Переступая порог лаборатории, наивный испытуемый видел, что на стенной вешалке висит несколько курток, — таким образом, у него сразу же складывалось впечатление, что другие участники эксперимента уже пришли. Испытуемого отводили в одну из шести кабинок и обеспечивали его наушниками и микрофоном. Слушая инструкцию через наушники, испытуемый одновременно слышал голоса других «испытуемых», якобы находившихся в соседних кабинках. Во время эксперимента испытуемый, прежде чем дать свой ответ, слышал пять записанных на пленку ответов.

Только один испытуемый из-за допущенной нами технической ошибки разоблачил обман; все остальные восприняли ситуацию как подлинную. Большинство испытуемых были глубоко вовлечены в эксперимент, у них возникало сильнейшее напряжение, когда они понимали, что их мнение расходится с единодушным мнением пяти других участников. Ситуация была по-настоящему конфликтной: испытуемые должны были сделать выбор между независимым и конформным поведением, и они искренне переживали этот конфликт.

После апробации и усовершенствования экспериментальной процедуры в Гарвардском университете мы были готовы провести эксперименты за рубежом, с норвежскими и французскими испытуемыми. Представители какой из двух национальных культур будут чаще соглашаться с мнением группы, а какие испытуемые будут более независимы?

Большинство участников норвежского эксперимента были студентами университета в Осло. Поскольку это самый крупный университет в Норвегии, экспериментальная выборка была вполне репрезентативной в географическом отношении: она представляла и самые северные территории, расположенные за полярным кругом, и западное побережье Норвегии, и бывшую столицу викингов Трондхайм.

В парижском исследовании мы максимально приблизили выборку испытуемых к норвежской по таким характеристикам, как возраст, уровень образования, специальность, пол, семейный статус и, насколько это возможно, по социально-классовому статусу. В географическом плане эта выборка была столь же репрезентативна, как и норвежская, поскольку в Париже обучаются люди из всех регионов Франции. Небольшая часть выборки представляла французскую Северную Африку — эти испытуемые были такими же французами, как и те, которые жили на родине: их родители были французами, и они получили образование во французских лицеях.

В Норвегии эксперимент проводили урожденные норвежцы; люди, голоса которых испытуемый слышал через наушники, также были норвежцами. Во Франции все участники эксперимента были соответственно французы. Мы приложили немало усилий, пытаясь добиться максимальной идентичности норвежской и французской групп. Люди, в совершенстве владеющие обоими языками и чувствительные к их нюансам, прослушали множество записей и отобрали из них две эквивалентные по групповой атмосфере.

В первой серии экспериментов нами было обследовано 20 норвежских и 20 французских испытуемых. Норвежские испытуемые проявили конформность в 62 % критических проб (пробы, в которых группа дает неверный ответ); французские испытуемые продемонстрировали конформное поведение в 50 % критических проб.

После завершения опыта испытуемому сообщали об истинной цели исследования и просили его выразить свое отношение к эксперименту. Почти все испытуемые, как норвежцы, так и французы, приняли ситуацию «за чистую монету» и признались, что чувствовали сильное давление группы. Один норвежский студент, родиной которого был заполярный Нордленд, сказал: «По-моему, эксперимент отлично подготовлен. Я бы никогда не догадался о замысле, если бы мне не объяснили его. Конечно, не очень-то приятно осознавать, что тебя обвели вокруг пальца». Другой норвежский испытуемый самокритично заметил: «Да, вы здорово разыграли меня. Я, как дурак, клюнул на вашу удочку…Наверное, интересно изучать психологию, да?» Примерно такие же реакции мы получили во Франции. Можно сказать, что на испытуемых произвела впечатление сама идея психологического эксперимента. (Ни в Норвегии, ни во Франции психологические исследования не проводятся в таких масштабах и с такой интенсивностью, как в США, поэтому жители этих стран почти ничего не знают о специфических уловках психологического эксперимента.)

Разумеется, было бы несерьезно делать какие-либо выводы на основании одного эксперимента. Поэтому