на спинку стула. — Даниил решил, что, если у меня когда-нибудь появится девушка, я его брошу, сбегу с ней, а ему придется воевать с родителями в одиночестве. Поэтому при малейшем намеке на свидание у меня с кем-нибудь, он заболевал или навязывался со мной. Я даже пару раз сбегал из дома к понравившейся девчонке, но этот гавнюк сбегал вслед за мной. А потом нам обоим попадало. И если его просто оставляли, грубо говоря, без сладкого, то мне нехило доставалось. И домашний арест был меньшим из зол. Из детства — своего и брата — я вынес не только уроки, но и пару шрамов. У отца всегда была тяжелая рука и хорошая пряжка ремня, — не знаю, почему решил об этом заговорить, видимо, обстановка располагала к откровенности. Или компания. Поморщившись от нахлынувших воспоминаний, поспешил перевести тему. — Но я ни на минуту не переставал любить брата. Он же мелкий.

— Зато с каждым ударом все меньше любил родителей? — проницательно заметила Наташа.

Вскинув голову, наградил девушку удивленным взглядом, попутно заметив чуть увлажнившиеся глаза и мягкое сочувствие в них.

— Честно говоря… я не думаю, что когда-нибудь, если только не в самом раннем детстве, пылал к ним особой любовью. Безусловно, что-то было. И сейчас, наверное, есть… но их холодность, нежелание меня слушать и слышать, попытки контролировать наши с братом жизни… Это отдаляло от них. И, в конце концов, не осталось никаких сыновьих чувств. Встречи превратились в каторгу, а мысли из серии: «Пора прекращать этот фарс, по ошибке называемый семейными посиделками» стали посещать все чаще. Последние года два, после того как я избавился от последних крох отцовского бизнеса, ходил на них исключительно для того, чтобы не только брату доставалось от их… «неземной любви».

На кухне повисло тяжелое молчание.

— Меня в детстве иногда била бабушка, считавшая, что только через порку из ребенка может получиться толк, — прервала его Ната, — и когда она умерла, к своему стыду, я не горевала по ней так, как положено хорошей внучке.

Я кивнул. Да, я отлично ее понимал. Где-то в пятках остатки детской любви к родителям еще трепыхаются, но их недостаточно, чтобы я равнодушно, как раньше, сносил их попытки испоганить мою жизнь или полить грязью дорогих мне людей.

— Почему ты продал дело отца?

Внутренне усмехнулся, малышка решила вывернуть меня сегодня на изнанку? Правда в том, что я рад поделиться с ней всем этим. Даже моими не очень радужными воспоминаниями о детстве. С ней я чувствовал себя достаточно защищенно что ли… Не боялся, что она рассмеется или не поймет меня. Или отмахнется. С Натой было… комфортно… Да мне просто хорошо было рядом с этой девушкой. Наверное, так и должно быть, когда любишь человека.

Пока я размышлял на тему комфорта и любви, Наташа терпеливо ждала ответа.

— Кхм… — откашлялся и сделал внушительный глоток из кружки. — Прости, задумался. Почему продал? Во-первых, потому что оно было убыточным, не смотря на то, что отец наотрез отказывался это признавать. А, во-вторых, и в главных, если быть честным, я не хотел иметь с ним ничего общего. Мне нужен был свой путь.

— Почему пошел в крупную фирму, а не открыл свою?

— У меня был свой бизнес, одно время работал на два фронта, но после аварии я и от него избавился.

— Аварии?

Глаза Наташи стали по пять копеек. Я отчетливо увидел промелькнувший в них страх. Передернув плечами, постарался увести тему в сторону. Мне и так предстоит еще в будущем наблюдать ее реакцию на отвратительный шрам на бедре, а пока не стоит об этом и упоминать.

— Да… было дело… что касается моей работы в фирме, — Наташа нахмурилась, прекрасно распознав мой маневр, но говорить ничего не стала (спасибо, детка), — мне так удобнее. От проданных бизнесов осталось достаточно накоплений. От маменьки в наследство — умение вкладываться в нужные акции. Зарплата тут хорошая, ответственность есть, но не перебор. В общем, меня все устраивает. Денег хватает, вся жизнь не проходит на работе.

Ната кивнула.

— В чем-то я тебя понимаю. Если бы не необходимость платить по счетам за коммуналку и ипотеку за родительскую дачу, давно бы ушла с должности начальника отдела и стала обычным планктончиком, от которого ничего не зависит.

— В интернете таких, как мы, называют, вроде, перегоревшими?

Девушка рассмеялась и покачала головой.

— Мама говорит, что это все глупости. Просто я нахожусь не на своем месте, поэтому мне стало все неинтересно.

— Синдром самозванца? — вновь блеснул знаниями я.

— Андрей Владимирович, на каких форумах вы по ночам сидите? — хитро прищурилась моя собеседница.

— Исключительно порнографических, не подумайте обо мне хорошо, дорогая Наталья Евгеньевна, — подхватил шутливый тон.

— И в мыслях не было! — воскликнула она, ударив меня кулачком по плечу.

Даже на укус комара было не похоже, но я старательно делал вид, что мне жутко больно.

— Ой, не придуривайся, Светлицкий, — фыркнула девушка, поднимаясь со стула, чтобы помыть кружку. — Тебе не идет.

Посмеиваясь, поднес ко рту свою чашку, но она тоже, оказывается, опустела. Бросил взгляд на часы. Без пяти одиннадцать. Уже? А думал, что прошло не больше часа. Надо ехать домой, собирать вещи. Поспать все равно не удастся, в аэропорту надо быть не позже шести, а добираться до него час минимум (даже ночью).

Но, боже, как же не хотелось улетать так и не испробовав малышку на вкус. Да, да, ту самую, я все-таки озабоченный. Да и в принципе покидать уютную квартирку желания не возникало.

— Мне пора, — поднялся с тяжелым вздохом.

— Вы же завтра улетаете, — понимающе кивнула моя красавица (моя, моя, моя и ничья больше!).

Молча вышли из кухни. Молча оделся. Ната молча смотрела, как я застегиваю куртку. Хотелось что-то сказать, что-то важное. Нужное. Без чего нельзя было оставлять ее на неделю одну. Но, как назло, все правильные слова вылетели из головы. В ней вообще гулял ветер, и одно несчастное перекати-поле сновало туда-сюда.

Мой детородный орган был безумно возмущен таким окончанием вечера, но портить момент всякими пошлостями я не стал. У нас будет еще достаточно времени для этого.

Наклонившись, нежно поцеловал Наташу, не став углублять поцелуй, поскольку существовал большой риск, что не смогу от нее оторваться.

— До встречи, неискушенная моя, — прошептал на ушко, втянув в себя ни с чем несравнимый аромат, присущий только ей.

— Пока, — тихое в ответ.

Совершив над собой нечеловеческое усилие, вышел из квартиры, аккуратно закрыв за собой дверь. И почему у меня такое чувство, будто я что-то в