Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этого мама уже выдержать не могла. Она резко встала.
– Ты не принесешь коньяку, дорогая? – мягко спросил отец. И, повернувшись к Генри, продолжил: – Представь себе их изумление, когда обнаружилось, что вместо любимых собачек в клетках сидели кошки! Многие дамы тут же попадали в обморок. Пришлось вызывать несколько машин «Скорой помощи».
Ричард никогда не допытывался, как Гудини смог осуществить эту невероятную подмену, тем более что они весь вечер не отходили друг от друга.
– У него, наверное, был сообщник, – предположил Генри.
– Сообщник, – медленно повторил папа. – Заменить сорок собак на столько же кошек меньше чем за десять минут? Не знаю, не знаю…
Дверь открылась, и вновь вошла мама. Она поставила на стол три рюмки и памятную бутылку из-под бренди.
Отец разлил напиток и вернулся к неоконченной истории:
– Это еще не все. Немного погодя, – он поднял рюмку, – произошло еще одно чудо: всех кошек заменили обратно на собак! Невероятно, но правда.
Закончив, папа выдохнул и одним махом выпил янтарную жидкость. Мне показалось, что глаза у него вот-вот вылезут на лоб.
– Д-дорогая, – заикнулся он, – пожалуй, ты права. Вызови доктора, будь любезна. Я, кажется, теряю рассудок. Уже не могу отличить бренди от виски.
В полдень мы с Генри вышли погулять на пустошь. Хотя солнце вовсю светило, наши лица замерзли от холодного ветра.
– Джеймс, – сказал мой друг, – зря ты так подшутил над отцом. Особенно после того, как мы прикончили его коньяк.
– Не волнуйся, он заслужил.
Генри улыбнулся.
– Заменить бренди на виски легко, а вот собак на кошек – увы и ах. У мистера Стивенса живое воображение.
– Ты же его знаешь, – ответил я. – Он, может, когда-то и видел журналиста, знакомого с Гудини, но на том, вероятно, все и закончилось. Я ни разу до сегодняшнего дня не слышал ни о каком дяде Ричарде.
Однако папа явно добился цели. Он смог отвлечь моего друга от ужасных событий, а это уже немало.
– Гудини! – мечтательно пробормотал Генри. – Что за необычайная личность! Настоящий феномен! Самородок! Знаешь, Джеймс, я прочитал книгу, которую нам тогда показывал инспектор. Даже два раза.
– Кстати, у тебя на него зуб за те обвинения?
– Нет, – категорично ответил Генри. – У него работа такая. Кстати, Дрю совсем не глуп. А его решение загадки запечатанной комнаты вообще блестящее. Понятно, он не располагал всеми фактами, но ведь и без них его теория недалека от истины.
– Генри, – воскликнул я в ужасе. – Ты же не…
– Да нет, конечно. Но я знаю, как все происходило. Благодаря тебе, кстати.
– Мне?
– Твоим рассказам. Помнишь, ты говорил о странном ощущении, которое испытал при втором подъеме на чердак?
– Странное ощущение? Да, было такое. Только я по-прежнему не пойму, в чем оно заключалось.
– Бывает. Ты ясно увидел какую-то картину… но мозг отторг ее.
Я заважничал.
– Генри, не пора ли раскрыть карты? Это чудовище убило твоего отца! Разве ты не понимаешь? Молчание в данном случае преступно! Не говоря уже о том, что смерть мистера Уайта может оказаться не последней!
Генри внимательно посмотрел на меня.
– Ты до конца осознаешь ситуацию? Преступник – один из местных.
Я поежился. Перед глазами проплыли знакомые лица. Джон, Элизабет, Виктор, Элис, Патрик. Кто-то из них – безжалостный убийца. Нет, вряд ли Джон. И не Элизабет, конечно. И не Виктор. Но в таком случае остаются лишь его бывшие квартиранты?
– Генри, – ответил я после долгих раздумий, – а ведь Дрю всерьез подозревал Латимеров в убийстве твоего отца.
Мой друг глубоко вздохнул и покачал головой.
Практически весь обратный путь мы молчали. Лишь в конце Генри неожиданно призвал меня подумать о пропорциях.
– О пропорциях? – переспросил я в изумлении. – Это ты к чему?
– Именно они вызвали у тебя то странное ощущение, – глаза Генри заблестели. – Про-пор-ци-и.
В моей голове заскрипели шестеренки. Мозг отказывался понимать последнюю фразу. Наверное, одновременно перестало функционировать и сердце, так как я больше не чувствовал ни капли жалости к несчастьям друга. Меня обуревало эгоистичное желание придушить его.
Полдня полиция рылась в доме Дарнли и осматривала окрестности. Явно взвинченный Дрю с неутомимым упорством посылал подчиненных в который раз осматривать углы и закоулки. Один из полицейских беспрестанно сквернословил, пока их группа работала за особняком. Дрю то и дело всех одергивал. «Ты можешь стоять прямо? Сборище деревенщин! Кто мне вас только послал?» – донеслось издали.
– Простите, шеф, споткнулся. Тут ничего не видно, повсюду один снег. Коряга, что ли, какая?
– Это в башке у тебя коряга! Может, теперь перестанем работать?
– Наш дорогой инспектор по-прежнему безупречно тактичен, – ухмыльнулся Генри.
Послышался голос Виктора – он предложил замерзшим детективам горячего чаю. Дрю, сожалея о потерянном времени, недовольно согласился, однако втайне был благодарен за возможность согреться.
Вскоре голоса смолкли. По крайней мере на некоторое время.
За ужином царила необычайная тишина. Я дулся на Генри, ибо он так и не раскрыл карты. Тогда никто еще не ведал, что зловещая история уже приближалась к жуткому финалу. Догадывайся я о нем заранее, многое бы отдал, лишь бы не видеть. А пока, увы, приходилось просто сидеть за столом, глядя в тарелку. В голове крутилось лишь одно слово: «пропорции». Домочадцы тоже закисли. Папа растерял всю самоуверенность и будто немного постарел. Он с хмурым видом медленно пережевывал пищу. Из жалости я объяснил ему, как бренди сначала исчезло, а потом превратилось в виски. Генри тактично закусил губу, но мама развеселилась. Отец свирепо посмотрел на меня. Единственное, чего он не выносил, – сарказма по поводу своей неуклюжести.
– Очень глупо, – сурово произнес он и вышел из кухни с высоко поднятой головой.
– Теперь всю неделю будет дуться, – подвела итог мама, взяв себя в руки. Она начала понимать, что ее оживление, учитывая недавние события, выглядело бестактно.
– Пожалуйста, прости меня, Генри, но я не могла сдержаться.
– Миссис Стивенс, – вздохнул мой друг, тронутый ее словами, – я ведь еще не поблагодарил вас за доброе приглашение. С момента смерти мамы… – его голос сбился, лицо потемнело.
За стеной пронзительно зазвонил телефон. Через мгновение послышался ворчливый голос: «Это тебя, Джеймс».
Выйдя в холл, я увидел только, как закрывается дверь гостиной. Отец явно рассердился сильнее, чем я сначала подумал.
Трубка лежала на столе. Я поднял ее.