тебе решать, что с этими знаниями делать.

Машенька завозилась и стала капризничать.

— Ладно, нам уже пора домой. Еве привет передавай! — сказала Стася направляясь в сторону общежития.

А я, загруженный новой порцией информации, отправился к себе домой, размышляя о том, какая нынче пошла молодежь. Я вот не помню, чтобы я так глубоко погружался в размышления о жизни и так тонко наблюдал внутренний мир другого человека в двадцать лет. Жил себе, мечтал, стремился достичь поставленных целей. Влюблялся, не сильно обременяя себя мыслями о проблемах этого мира и окружающих меня людей. Да и девушки мои не думаю, что сильно занимались самоанализом. Жили, любили, радовались жизни. Принимали решения. Сделала аборт и живет себе дальше. Даже сожалений ни испытывает по этому поводу. А здесь — внутренняя борьба, принципы, страхи, теории ракушек (улыбнулся сам себе), размышления о том, как понять что встретил истинную пару, а не подделку. Кстати, о ракушках. Хорошо, что не отправил то сообщение. Мог сильно обидеть. Все-таки годы тренировок и аутотренинга дают о себе знать: выдержка не подвела. Хоть и бесился, но дел, за которые могло бы быть стыдно, не наворотил.

Что ж, пазл стал понемногу складываться. Но все равно, четких действий, которые следует предпринять, я пока не продумал.

А на следующее утро пришло несколько странное, хотя на мой взгляд вполне логичное решение…

Нам нужна пауза. Я все же не мальчик скакать горным козликом за постоянно убегающей…. козой?. Ева решила прекратить отношения. Надо дать ей возможность какое-то время с этим решением пожить. Она или поймет, что ошиблась. Или уверится в правильности принятого решения. А если так, то и бегать за ней нет смысла.

Я же за это время все же решу свои вопросы. Чтобы приехать к ней с уже готовым предложением.

Я дал нам срок четыре недели….

Глава 10

Четыре недели спустя

ЕВА

Зачем мне теперь красота?

Я без тебя сирота

Как же тяжело! Невыносимо просто. Когда я позволила случиться отношениям, я исходила из того, что мне останутся воспоминания, которые я буду лелеять в своей памяти, а не сожаления о том, как могло бы быть, но не случилось.

Теперь же я понимаю, что жестоко просчиталась. Вместо прекрасных воспоминаний — жгучая боль и тоска. Сердце болит в буквальном смысле. Иногда так сильно, что я всерьез собираюсь провериться у кардиолога. Такая тоска и безысходность, что я порой думаю о том, что лучше было все же не допускать этих отношений. Тогда бы я фантазировала о нас, сожалела, да, но не знала бы насколько это больно. Без него. Душевная боль ощущается физически. Такого я раньше не знала. Да и многого я раньше не знала. А за лето прожила целую жизнь. Теперь думаю, что не свою. Как воришка заглянула за кулисы, примерила на себя чужую роль. За это и расплачиваюсь теперь..

Или это сейчас я живу не свою жизнь?….

Господи, когда же отпустит уже?! Хоть чуть-чуть… Все померкло для меня в этой жизни. Ничто не радует. Даже моя любимая химия не является более моей отрадой. И словно в отместку у меня началась жесточайшая аллергия на химические препараты, которая подкашивала меня на каждой лабораторной. Слезы, насморк, отек всех слизистых и раздражение на коже рук. Антигистаминные не особо помогали. Зато от них очень хотелось спать. Все это вместе делало мою жизнь просто невыносимой. И просвета как-то не предвиделось.

Аллергия прогрессировала настолько сильно, что родные настойчиво рекомендовали сменить факультет (реабилитолог, физиотерапевт, да что угодно, где нет такой тесной связи с химией как у фармацевтов). Но ведь я к этому шла столько лет! Я ради учебы рассталась с Валиком! Нет, отказаться еще и от этого я не смогу. Надо будет, к своей мечте я буду ползти, но я ее достигну. Слишком высокую цену я заплатила. И не прощу себе, если останусь и без этого… Как без Валентина…

Первое время я ждала. В голове постоянно крутились слова Германа о том, что Викинг догонит, найдет. И мне так хотелось в это верить. Не представляла, как будет дальше, но прислушивалась к шагам, звукам проезжающих машин, всматривалась в прохожих. Проверяла телефон — ведь я точно знала, что у него есть мой немецкий номер.

Но…. Ничего. Не приехал. Не стал искать. Не стал догонять.

Отчего же так больно-то? Разве не этого я добивалась? Не с этой целью отправила Валику то письмо?

Он все правильно понял. Принял.

Осталось только продержаться еще немного и станет полегче. А потом забудется вовсе…

Если я когда-нибудь перестану видеть его в других мужчинах. Вот как сейчас. Идет мне навстречу. Высокий, мужественный, уверенный в себе. Такой же красивый как мой Викинг. Или… не «как»? А… Викинг?

Его глаза, его запах, его почти физически осязаемая энергетика. Да — он. Рядом. Теперь можно расслабиться и довериться ему. Теперь не обязательно быть сильной и стойкой. В его объятиях я у себя дома… Так правильно…

ВАЛЕНТИН

Грустные люди мы друг без друга

Долго не можем, больше не будем

Стоит представить, что нас не стало

жизнь под ударом, я под ударом

Стою через дорогу от университета на одной из парковых дорожек. Точно знаю, что Ева будет здесь проходить.

О! А вот и она! Беглянка моя. Высокая. Тонкая. Такая родная. Только…. Приближается — похудела еще больше? Джинсы висят, байка не ней просто мегаоверсайз. Бледная совсем. Чем ближе она подходит, тем отчетливее я осознаю, что с ней что-то не так. По сторонам не смотрит. Исключительно себе под ноги. Плечи опущены. На голову накинут капюшон. Поднимает глаза. Господи, да она больна совсем! Глаза красные, нос опухший. Вся такая измученная. Остановилась в нескольких шагах от меня. Замерла. Не верит. Я сам не верю, что наконец вижу тебя, малышка. Но это я. Я! Сделала еще несколько шагов, вымученно улыбнулась. Подошла совсем близко, сделала глубокий вдох и… стала оседать прямо на землю. Хорошо, что успел подхватить…

Поднял на руки. Да она же невесомая почти! Отнес на скамейку, сел вместе с ней. В рюкзаке с ее вещами нашел бутылку с водой, побрызгал лицо. К счастью, пришла в себя довольно быстро. Открыла глаза, посмотрела на меня, поднесла руку к лицу, робко провела по лицу, обняла крепко и, уткнувшись мне в шею, горько заплакала.

— Ты приехал! Где же ты был так долго? Я так тебя ждала! — захлебывалась она слезами.

Ну, кажется, один