у офицера.

Джамал махнул рукой, повесил на бок пастушескую самодельную кожаную сумку, в которой он

брал с собой припасы, и удалился, бормоча под нос

проклятия. Приблизительно так начинался его рабочий день уже не один десяток лет.

Он взмахом руки откинул плетеную изгородь,

закрывающую проход из база, и, покрикивая, стал

выгонять стадо на пастбище. Проходя мимо окна,

за которым продолжал досыпать Николай, он еще

раз крикнул, чтобы умалить досаду:

– Скажи своим друзьям, пусть вернут мою

фляжку.

– Хорошо, хорошо, – согласился Николай. – Ты

хоть возьми с собой баклажку с водой.

– Нет, – сказал Джамал, затаив обиду. – Не возьму. – И ушел в поле.

Через час, когда он добрался до дороги, его начало тошнить. Он рыгнул, затем ушел под мост,

зная, что там осталась лужа воды от недавно иссохшей речки: ему нужно было промочить горло.

Когда он нагнулся к воде, его вновь затошнило и он

рыгнул туда. Потом, с секунду постояв с сожалением глядя на воду, выбрался наверх.

Пато, тридцати пяти лет, с круглым лицом и

широкими плечами, на бричке еще утром уехал за

провизией в село через перевал. Он купил десять

буханок хлеба, две упаковки сигарет, крупы и сахар. Он не забыл купить несколько бутылок левой

прохладненской водки из-под полы, потому что без

акциза водка намного дешевле, чем с акцизом, а содержание одно и тоже. На выходе недалеко от магазина старая бабуля в красной косынке торговала

соленьями, разложив их вокруг себя. Пато скользнувшим взглядом заметил хрен, который он обо-

118

жал больше всего на свете: он не мог есть ни мясо,

ни хинкали и ничего другого без него.

– Хороший хрен? – спросил Пато у бабули, слезая с брички.

– Отличный, – похвалила бабуля. – Попробуй,

сынок.

Пато снял с банки пластмассовую крышку, понюхал, пригубил и отдернулся, как от оголенного электрического провода, – настолько был сильный хрен.

– Отличный, – повторил Пато. «Я еще поиздеваюсь над кое-кем, – подумал Пато, имея в виду

Николая. – Я намочу кусок хлеба и неожиданно

запихну ему в рот вслед за водкой. Я покажу ему

сладкую жизнь».

Джамал с отарой овец через два часа был далеко от кошары, на склоне соседней горы. Жажда в

нем, по мере того как солнце поднималось ввысь,

становилась невыносимой. Его губы иссохли, тело

изнемогало от жажды. Он на секунду представил

полчища жаждущих войск, пересекающие неизвестные безводные чужие просторы, и как воины,

умирая от жажды, выпадают из рядов. «Мне легче, – успокаивал себя Джамал. – Я могу в крайнем

случае выйти на дорогу и попросить у водителей

проезжающих машин. Или под мост. Нет, под мост

не пойду: я туда рыгнул, черт возьми.

Джамал не мог больше терпеть и направил

овец в сторону моста. Он остановил две машины,

но воды у них не оказалось. Он сверху заглянул

под мост. Вода блестела, притягивая его как магнит. Но нет!

Солнце беспощадно жгло землю, траву. Овцы

толпились на лужайке возле дороги, учащенно

дыша и засунув головы друг под друга. Дорога, соединяющая две сопки, была пуста. У Джамала начиналась паника: ноги в сапогах горели, лицо жгло,

тело вспотело.

119

Через минуту на свое счастье Джамал увидел

спускающуюся с горы бричку Пато. «Мое спасение, – подумал он, облизнув иссохшие губы. – Ну,

быстрее же, – мысленно подхлестывал он Пато,

который полз как черепаха». Он задышал ровнее

оттого, что скоро он приложит к губам пластмассовую баклажку с холодной минеральной водой. «Я

люблю «Новотерскую» воду, но пойдет и другая», –

думал Джамал.

Когда Пато, скрипя колесами и дребезжа железяками, добрался до моста, Джамал вышел на

дорогу.

– Дай воды! – сказал он. – Я умираю.

Пато со смешком ответил:

– Нету.

У Джамала сердце забилось, как молот о наковальню, и он замер, настигнутый ударом судьбы.

– Но, если хочешь, у меня есть томатный сок, –

предложил Пато, лукаво улыбаясь.

Джамал оторопел.

– Давай хоть что-нибудь, – повелел он, сделав

шаг надежды навстречу бричке.

Пато протянул ему банку с красной жидкостью.

Джамал сорвал крышку с трехлитрового баллона, поднес его к губам и опрокинул жидкость в

горло. Пато замер, предвкушая трагическую сцену.

Все случилось в считанные секунды.

Джамал отбросил банку, которая разбилась на

дороге вдребезги, захрипел и упал.

– Воды! – хрипел Джамал. – Воды!

Пато, не ожидавший такого поворота, пришел

в ужас. Он спрыгнул с брички, прихватив с собой

ведро, и пустился под мост. При этом его кепка

упала, штаны сползли. Он, черпнув из лужи ведро

воды, быстро поднялся наверх, держа одной рукой

штаны. После нескольких огромных глотков Джамалу стало легче: он кашлял и отхаркивал.

Когда он пришел в себя, спросил:

120

– Ты где воду взял? – Он еле сидел, глаза слезились.

– Как где? – спросил Пато. – В луже под мостом.

Джамал тяжело задышал.

– Идиот, – выпалил он. – Я туда рыгнул.

Пато засмеялся.

– Нечего было туда рыгать, – произнес Пато. –

Ты знаешь, есть русская поговорка: «Не плюй в колодец, ибо он может пригодиться».

121

С ЧУЖОЙ ЛОШАДИ

СЛЕЗАЮТ ПОСЕРЕДИНЕ

РЕЧКИ

В конце июня выдался прекрасный день. Селение Исган Ярак с восходом солнца быстро оживало. Первым делом люди спешили в сараи, чтобы

надоить молока и отпустить коров на выпас в центре села, откуда они начинали дневное шествие по

сочным лугам. Коров в селе уже давно пасли по

очереди.

Сабир, учитель сельской школы, с круглым лицом, ровными бровями, прямым носом и с вечной

усмешкой на губах, гнал свою корову на выпас с

палкой в руке и сумкой, небрежно перекинутой через плечо. У него сегодня самый мрачный день в

жизни: пришла его очередь. Еще за несколько дней

до этого Сабир начинал нервничать, представляя

день, когда он будет бегать за чужими коровами с

загаженными костлявыми крупами с самого утра

до самого вечера. Это он ненавидел с детства, когда ему приходилось помогать деду. За это он не

любил молоко и все