короткий

подъем к месту водопоя, где высокие ореховые и

грушевые деревья бросали прохладные тени. Буйволы, мыча, ложились в трясину возле родника.

Аюб выкриками увлеченно регулировал ответственный момент пойки: большие животные могли

пободать слабых или рогами могли нанести травмы друг другу.

Через несколько минут Аюб со вздохом опустился под раскидистую крону орехового дерева.

Потом он, подтянув к себе сумку, отработанным

движением левой руки откинул ее подол, доставая

хлеб, сыр и металлическую солдатскую флягу с холодной водой из родника. Пообедав, он прижал голову к стволу дерева и уснул мертвым сном вместе

со своим стадом.

Через некоторое время его сон неожиданно прервали вспышка молнии и раскаты грома – началась

гроза. Аюб быстро достал из сумки болоньевый плащ

и накинул его на плечи. Он наблюдал, как жирные

капли дождя ударялись о гладкую зеленую поверх-

126

ность толстых ореховых листьев, ручьем сползали

по их середине на землю, покрытую низкорослой

зеленой травой. От земли шел пар. Ласточки весело

резвились, перелетая от одного дерева к другому.

Когда дождь прекратился, воздух стал таким свежим

и прохладным. У Аюба дух перехватило – он застыл,

глядя на небо, в котором кучевые облака, подгоняемые ветром, шли на юг по сине-голубому небу. Рай!

Когда Аюб, весь мокрый, пригонял стадо, Селим встретил его на окраине села.

– Гьапур-дава, – поздоровался Селим, протягивая руку. – Весь промок, брат? Тяжело тебе хлеб

достается.

– Да ничего, – ответил Аюб. – Дай сигарету, а

то мои промокли.

Селим, протягивая сигарету, сказал:

– Плохи дела, Аюб, – он посмотрел ему прямо в

глаза. – Народ не собирается давать тебе денег так

быстро, как ты хотел.

У Аюба задрожали руки, в которых он держал

горящую спичку.

– Не может быть, – отрешенно произнес Аюб. – Я

сегодня жду денег. – Он бросил долгий вопросительный взгляд на Селима, выдыхая из легких сигаретный дым. Селим молчал.

Утро тридцать первого июля. Стадо стоит в

центре села в ожидании пастуха. Его нигде нет. В

воздухе нарастает напряжение. Джамал неотрывно смотрит на Сабира, лицо которого стало чернее

тучи. Старейшина села достал из нагрудного кармана записную книжку, где велся учет денег и списка очередности. Оторвав взгляд от страницы, он

посмотрел на Сабира и произнес:

– Твоя очередь, Сабир.

Сабир негодовал:

– Я ни за что не пойду пасти коров, – решительно произнес он. – Я сейчас же поеду в Ме-

127

жгюл и привезу этого сукина сына сюда. Явное

недоразумение.

– Может, он заболел, – ехидно вставил Селим. –

Вчера после дождя он был весь мокрый.

Сабир с Джамалом открыли дворовую калитку

Аюба. Во дворе Джамал заметил совсем другую атмосферу: собака с диким оскалом рвалась с цепи, куры

не шествовали, как месяц назад, а летали, роняя перья.

Аюб появился в майке и недружелюбно посмотрел на гостей.

– В чем дело, Аюб? – гневно спросил Сабир. –

Ты почему сбежал, нарушив договор?

– Я? – Аюб высоко задрал голову. – Я? – Он

ткнул пальцем себе в грудь. – Вчера был последний

день месяца, и вы мне не заплатили. – Он нервничал и заикался.

Гости пришли в замешательство.

– Аюб, – вкрадчиво начал Сабир, – вчера не был

конец месяца. В июле месяце тридцать один день.

Тридцать один, – подчеркнуто добавил он.

Аюба это нисколько не смутило

– Это мне не интересно, – твердо сказал он, зло

покачивая головой. – Может, у кого-то в месяце сорок дней, а у меня тридцать. Тридцать.

Калитка захлопнулась так сильно, что штукатурка посыпалась на голову Сабира.

Джамал не выдержал и разразился громким басистым смехом, и смеялся до тех пор, пока слезы

не хлынули из глаз.

Сабир, растерявшись, застыл, не зная, что сказать.

Позже старейшина села, провожая Сабира пасти стадо, сказал:

– У нас есть поговорка, Сабир: с чужой лошади

слезают посередине речки.

128

ТЕОРИЯ ВЕРОЯТНОСТИ

После окончания второго семестра студенты

обретали свободу от учебы и каждый сам выбирал

себе занятие. Кто куда ехали: мой сосед по общежитию Аким собирался на родину в Африку, Педро

из Доминиканской Республики – в Японию, чтобы

защитить очередной черный пояс по каратэ, – с

ума сойти! – а Диссонаяки из Шри-Ланки – в Англию, чтобы нарастить волосы на образовавшейся

на голове лысине, – я ему очень сочувствовал. Я

же выбрал строительный отряд и делал последние

приготовления для отъезда в Братск.

Я купил гимнастерку и краской, по единому

шаблону для всего отряда, наносил на ее спину

контуры меридианов земного шара с голубем –

символом мира. Все это время Аким, смугловатый

студент с черными как смоль волосами, молча сидел на кровати, отрешенно уставившись в пустоту.

– В чем дело, Аким? – спросил я, выпрямившись и держа губку с краской в руке. – Ты с утра

был такой радостный, что улетаешь домой, а сейчас на тебе лица нет. Может, поедешь со мной на

БАМ?

Аким дружески посмотрел на меня и изогнул

губы в усмешке.

– Проблема, – выпалил он. – Ты помнишь моего земляка Шарафа? Он в прошлом году окончил

учебу.

– Худой, высокий, веселый? – спросил я, вспоминая африканца.

– Да, – согласился Аким. – Он мне звонил сегодня. Он просил, чтобы я ему привез вина, – Аким

сделал паузу и посмотрел на меня. – А у нас там

сухой закон. Я не знаю, что делать.

– Ну ты же христианин.

– Какая разница, закон есть закон.

– Тогда не вези, – посоветовал я.

129

– Я ему обещал. Не одну, не две, а десять

бутылок вина, представляешь? А он обещал кому-то еще.

– Тогда отвези, – предложил я с иронией.

– Как?

– Очень просто, – сказал я. – Покупаешь четыре

трехлитровых банки с виноградным соком, с этикетками, сок выливаешь, а туда заливаешь вино.

А потом закатываешь их новыми крышками. Все.

Если попадешься – виноват завод. Ты помнишь,

как в прошлом году мы купили в магазине бутылку

водки? И что там было?

– Вода.

– Вот именно! Так что давай дерзай, парень.

Шараф в европейской одежде – в