— Вырвусь, — пообещала Клара. О, как бы она хотела вырваться отсюда, причем навсегда. — Подожди несколько дней, я не могу бросить работу.

— В таком случае забери деньги, а то, боюсь, я не удержусь и потрачу.

Вот как поступает настоящий мужчина ради женщины — отказывается от четырехколесной мечты. Клара рада бы предложить: не волнуйся, покупай машину, а поедем на мои деньги, но он же оскорбится.

Кофе выпили, Клара мыла посуду, Мартын пошел одеваться, вскоре позвал ее:

— Клара, иди сюда.

Она помчалась, не закрутив кран. Мартын протянул ей пачку денег.

— Сколько здесь? — спросила она, взяв пачку.

— Двадцать тысяч.

— Извини, что спрашиваю, но ты думаешь, этого хватит?

— Дорогой отель я тебе не обещаю, но отдых организую запоминающийся. Не переживай, еще сниму со счета небольшую сумму, хватит.

Он поцеловал ее на прощанье, Клара пошла его проводить. Закрыв дверь за Мартыном, она прислонилась спиной к стене и взмолилась:

— Господи, он моя надежда, дай мне удачу.

А на кухне из раковины лилась вода на пол, Клара всплеснула руками, быстро перекрыла кран, схватилась за тряпку и досадливо проворчала:

— Что за день начался! Чуть потоп не устроила.

Воды вытекло немного, Клара собрала ее быстро, потом села курить с чашкой кофе, когда вдруг позвонил сам Бамба.

— Слушаю. — Клару будто подсахарили, а ведь его рядом не было.

— Значит, слушай сюда. Группу Красавчика замочили на протоке. Кенара и Роменскую тоже грохнули…

— Кто? — вырвалось у Клары.

— Узнаем. Ты посиди пока тихо, поняла?

— Можно, я уеду дней на пять?

— Не смей. Ты можешь понадобиться. Твою клиентку не обработали.

— Она согласилась на встречу…

— Я все сказал, — не дослушал он. — Вот еще что. Выучи мой номер наизусть и сотри его из мобилы, поняла?

— Да, поняла. Все сделаю.

После диалога Клара собралась исполнить приказание и стереть номер Бамбы, но палец отказывался нажать на кнопку. Собственно, зачем он требует стереть номер? То есть если Клару убьют, то будут искать ее связи, знакомых, по мобиле выйдут на него…

— Обойдешься, — произнесла она зло и отложила телефон.

Подлые делишки Клара проворачивала вместе с Красавчиком, а Инесса была ее патронессой. И то, что просачивалось из подсознания, а Клара всячески отбрыкивалась от этого, обрело конкретное значение. Вдруг кто-то из прошлого решил свести счеты с Красавчиком и тем же Кенаром? А потом сведет счеты и с ней? Время от времени Клара думала об этом, подумала и сейчас. Впрочем, она мелкая сошка, слишком мелкая…

Клара непроизвольно обвела глазами свое уютное и не бедненькое жилище. Нет, мелкие сошки не получают крупные вознаграждения за работу. Хотя это все накопления нескольких лет, Клара долго отказывала себе во всем, пока не приобрела квартиру и обстановку. Тем не менее она мелкая сошка, поэтому не с нее начали… А кем закончат? Мелкими сошками?

Что за каратель такой выискался, расстреливающий рабочих лошадей? Именно лошадей, потому что у каждого есть своя телега, которую он тянет и отвечает за нее. И попробуй оступиться — лошадь жестоко накажут погонщики. Такая же лошадка и Клара. Убиенных ей не жаль, но когда выбивают табун, невольно под кожу проникает смертельный холод: «А меня тоже назначили на отстрел?»

Клара курила одну сигарету за другой, словно это помогло бы ей найти оптимальный выход. Но запрет нельзя нарушать, если уезжать, то насовсем, а для этого нужно продать квартиру. Клара специально покупала хорошую квартиру, потому что вложение в жилье, которое дорожает в сто раз быстрее инфляции, — это самый надежный банк. И уезжать надо не одной, а Мартын вряд ли готов все бросить.

— Проклятье, как же быть? — кусала она губы.

Но идеи не приходят, когда головой и сердцем руководит паника.

Лера осталась со своими страхами один на один, не умела с ними справиться, не знала, как поступить. Наверное, можно было бы изгнать их из воображения, если бы не машина неподалеку от дома, которую она заметила еще в воскресенье. Чуть отодвинув штору, Лера смотрела, как нянька с дочерью идут гулять, и вдруг заметила одинокий автомобиль. Сначала не придала этому значения, потом что-то заставило ее посмотреть через час — автомобиль стоял. Еще через час выглянула в окно — стоит. Так до вечера. Потом стемнело, противоположная сторона улицы утонула в сумраке. В понедельник Лера с утра кинулась к окну — автомобиля не было, она порадовалась, и вдруг… Он стоит, сверкая на солнце серебристой поверхностью, в стороне, поэтому сразу она его не увидела, так как искала на прежнем месте.

Лера дождалась, когда муж уедет на работу, достала бинокль, наставила на автомобиль, надеясь увидеть тех, кто в нем сидел. За темными стеклами ей ничего не удалось разглядеть, но она провела весь день у окна, пила снотворное, ложилась спать, полагая, что, когда проснется, авто уже не будет. Но машина стояла. У Леры выпрыгивало сердце, она как загнанный зверек металась по комнате. И это только одна сторона ужасающего существования, которое началось с проклятой среды двадцать пятого мая.

Вторая сторона — Антон, муж. Разумеется, он заметил перемены в ней, когда из жизнерадостной, улыбчивой молодой женщины жена превратилась в куклу, ни на что не реагирующую. Заметил сосредоточенность на своих, явно угнетающих ее мыслях, будто она заперлась в себе. Конечно, Лера списывала свое состояние на болезнь, но предложение мужа пригласить доктора категорично отвергла, потом истерично смеялась над его обеспокоенностью, мол, пройдет, это так… А если он все узнает? Тогда она просто умрет, да, возьмет и умрет.

Лера стояла у окна и видела тот же автомобиль. Сомнений нет — ее нашли и караулят. Глаза Леры не отрывались от машины, а сухие губы шептали:

— Они убьют меня… убьют…

Первыми вошли четверо молодых людей, которых запросто можно было использовать в качестве тягловой силы. И не важно, что они разные по росту, важно, что морды у всех примерно одного кроя да в глазах пустошь, как после атомной войны. Они стали по обеим сторонам двери у стены, сложив ладони на детородном органе и подняв подбородки, — вышколены. Потом вошел сухощавый седой мужчина с лицом, изрезанным морщинами, невысокого роста, в спортивном костюме и кроссовках, за его спиной остановился пятый. Пятый из того же набора, что и четверо, только постарше, лет тридцати семи.

Престарелый спортсмен уставился на узников с некоторым недоумением, словно зашел сюда случайно и не ожидал их увидеть в этой комнате.

— Почему трое? — спросил он, ни к кому не обращаясь. У него оказался приятный тембр голоса, глубокий, мягкий.

— Так темно ж было… — сказал тот, что стоял за его спиной.