Каково же идеальное государство по Платону?

Общество делится на несколько каст. Одни управляют, другие охраняют, третьи создают материальные блага, четвертые, в общем-то, тоже, но заняты только в земледельческих работах и, судя по всему, являются рабами. Впрочем, всех, кто занят производительным трудом, Платон заведомо считает людьми второго сорта. Обращаться с ними надо по-доброму, но сурово и ни в коем случае не позволять вмешиваться в дела государственные.

Впрочем, сурово надо обращаться и с представителями привилегированных классов. «Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен оставаться без начальника – ни мужчины, ни женщины, – пишет Платон. – Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению; нет, всегда – и на войне, и в мирное время – надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям. Даже в самых незначительных мелочах надо ими руководствоваться, например, по первому его приказанию останавливаться на месте, идти вперед, приступать к упражнениям, умываться, питаться и пробуждаться ночью для несения охраны и для исполнения поручений»[34].

Понятно, что из искусств в таком государстве допустимы только те, которые непосредственно могут быть проконтролированы: архитектура, монументальная скульптура и живопись. В литературе – трагическая драма и поэзия, которые учат граждан героическим образцам и внушают им почтение к добродетели. А вот любовная лирика, комическая поэзия, особенно содержащая преувеличения и непристойности, должны быть безжалостно изгнаны из государства: они только развращают подрастающие поколения. Возможно, когда Платон писал об этом, он думал об Аристофане и его пьесе «Облака».

Не стоит стремиться к «многоведению» и стыдиться невежества. Стыдиться надо «неправильных» знаний, а учиться стоит только тому, что необходимо. Но кто же будет решать, какое знание «правильное», а какое нет? Ответ прост: Законы. А тот, кто хоть в чем-то их нарушит, подлежит строжайшему наказанию.

«Законы» – самое большое по объему произведение Платона. Оно почти целиком состоит из рассуждений и категорических предписаний такого рода. Государство Платона – это, по сути, тоталитарное общество, где под счастьем отдельного человека понимается в первую очередь его соответствие той социальной роли, которую он исполняет.

Много позже некоторые исследователи Платона, прочтя «Законы», ужаснулись – и стали утверждать, что Платон не мог написать такой фанатичный, длинный и одновременно скучный гимн тоталитаризму. А после того как подлинность «Законов» была установлена, многие стали обвинять Платона в том, что он, по сути, стал идеологическим предшественником таких печально зарекомендовавших себя социальных экспериментов ХХ века, как фашизм, нацизм и сталинизм. Это так и не так. Платон в «Законах» доводит до крайних пределов рациональный, построенный только на формальной логике подход к действительности. Тоталитарные идеологии ХХ века имеют совершенно иное происхождение и апеллируют не к интеллектуальному, а скорее к биологическому, звериному началу в человеке. Но внешнее сходство, конечно, бросается в глаза. Вряд ли Сократ – такой, каким мы привыкли видеть его в других произведениях Платона, – ужился бы в тесных рамках идеального тоталитарного государства. Скорее всего, он сразу заметил бы неизбежные противоречия между идеей и ее воплощением. И молчать бы, конечно, не стал (как не молчал и сам Платон, видя беззакония, творимые Дионисием). И был бы наказан. Возможно, так же сурово, как в относительно либеральных, но совсем не идеальных Афинах.

Впрочем, ведь и «Законы» Платон не дописал – может быть, засомневался в своей правоте? Да и вообще, если верить легендам, ходившим среди его учеников, Платон в последние годы жизни ничего не писал.

Имена великих деятелей прошлого неизбежно обрастают легендами. Но легенда легенде рознь. О Сократе, Аристотеле и Ксенофонте тоже можно прочесть и услышать множество такого, что они не говорили и не делали, да и просто не могли сказать и сделать. Легенды о Платоне – иного рода. Так, утверждали, что он умер в день своего рождения (это в древности считалось признаком некоего жизненного совершенства). А родился в тот же день, что и бог Аполлон. Более того, одна из легенд утверждает, что Платон был зачат непорочно! Что-то очень похожее случилось (во всяком случае в это верят миллиарды людей) примерно 430 лет спустя.

О его учении еще в древности говорили, что диалоги и трактаты – это только малая его часть, предназначенная, вопреки утверждениям Диогена Лаэрция, именно для всех. Что для своих настоящих учеников Платон ничего не писал. Что он учил их устно и строжайше запрещал записывать все, о чем говорилось на занятиях. Что «Законы» выглядят такими страшными и непохожими на все остальные произведения Платона именно потому, что записывались без его разрешения и даже без ведома, наспех, и были изданы уже после его смерти. И что о подлинной сути платоновского учения мы можем только догадываться. Оно полно волшебных мистических тайн и объясняет, почему человек должен следовать путем истины и добродетели. От него не сохранилось ничего, кроме названия: «О благе как таковом».

Скорее всего, мы никогда не узнаем, к чему сводилось это «тайное знание». Разве что будут обнаружены записи с его изложением, сделанные кем-нибудь из учеников и пережившие Средние века в библиотеке какого-нибудь монастыря. Может быть, «тайное знание» стало прообразом монотеистической универсальной религии, вроде христианства и ислама, возникших спустя столетия после смерти Платона? Параллелей между ними и учением Платона о душе, идеях и благе очень много. «Справедливость он принимал в своих диалогах за божеский закон, чтобы страх посмертной кары за дурные поступки подкреплял его увещания о добрых поступках. Поэтому некоторые даже считают, что он слишком увлекался мифами, ибо повествования такого рода он охотно вплетал в свои книги, чтобы люди, не будучи уверены, что их ждет после смерти, воздерживались от несправедливости»[35], – пишет Лаэрций, явно сожалея, что не тайное, а открытое учение Платона не было очищено от языческой шелухи. Но он, пожалуй, хочет от Платона слишком многого.

О том, насколько сложное это дело – поиски истины, свидетельствует выражение Amicus Plato, sed magis amica Veritas («Платон мне друг, но истина дороже»). Великий испанский писатель Мигель Сервантес приписал его Аристотелю. В действительности Аристотель сказал нечто похожее о том, что предпочитает истину дружеским чувствам, но имени Платона не называл. Зато в одном из диалогов Платона сам Сократ говорит ученикам, что верить надо не ему, Сократу, а истине. Сервантес, таким образом, просто составил из двух цитат один афоризм. Однако он совершенно точно указал на суть отношений между Аристотелем и Платоном. «Отец всех наук» был на первых порах не только другом, но и преданнейшим учеником Платона. Есть даже легенда, что во время чтения Платоном одного из его сочинений все присутствовавшие либо разошлись, либо заснули, а до конца учителя дослушал только Аристотель. Но в дальнейшем он и в жизни, и, что важнее, в философии пошел собственным путем. Он пересмотрел многие взгляды Платона, в том числе учение об эйдосах. Оно показалось ему слишком неясным и малопонятным. И не одному Аристотелю. «Словами Платон пользовался очень разными, желая, чтобы его учение не было легкоуяснимым для людей несведущих»[36], – с плохо скрываемым неодобрением пишет один из первых историков философии Диоген Лаэрций, верно подмечая главное отличие Платона от его Учителя, старавшегося быть предельно понятным всем и во всем.