Выскочив из домика, Григорий захлопнул за собой дверь. Годы военной подготовки взяли свое; теперь он действовал, подчиняясь инстинктам. Он зашагал по бетону, и в его голове раз за разом повторялся древний пехотный речитатив: “Левой... правой... левой...”.

За оградой виднелись огни Владимира. Ярдени услышал отдаленный гудок локомотива. Гудок мгновенно вернул его к реальности, напомнил ему, что еще он должен сделать. Сойдя с дороги, он вошел в лес, окружавший “Биоаппарат”. Он провел здесь многие часы и без труда находил путь в лунном свете. Григорий бегом ринулся прочь.

На бегу он занимал себя радужными видениями: его поджидает связник, который принесет с собой паспорт, в котором Григорий значится канадским бизнесменом. Вместе с паспортом — билет на самолет “Эйр Канада” и солидную пачку американской валюты, она поддержит его на плаву до прибытия в Торонто, в банк, где хранятся его деньги и новое удостоверение личности.

Забудь об Олеге! Забудь того, другого! Ты почти вырвался на свободу!

Забравшись глубоко в лес, Ярдени замедлил шаг, потом остановился. Сунув руку в застегнутый на “молнию” карман парки, он стиснул в пальцах холодный алюминиевый контейнер. Ключ к новой жизни был на месте.

И только теперь он услышал едва заметный рокот приближающихся тяжелых машин. Они двигались на запад, по направлению к комплексу. Ярдени мгновенно определил их по одному лишь звуку: БМП, загруженные солдатами спецназа. Но это его не пугало.

Григорий отлично знал, как станут действовать спецназовцы. Выйдя за пределы оцепления, он окажется в полной безопасности. Он вновь бросился бежать.

* * *

Отдалившись на километр от городской черты, Кравченко увидел сторожевые прожекторы, заливавшие границу “Биоаппарата” слепящим белым светом. Приказав колонне свернуть с шоссе, он направил свои машины грунтовыми дорогами и проселками, и в конце концов БМП образовали вокруг объекта непробиваемый стальной щит. На всех путях, ведущих в комплекс, появились дорожные блоки. В тридцати метрах от бетонной стены с пятидесятиметровым интервалом были расставлены наблюдательные посты. В промежутках укрылись снайперы, вооруженные винтовками с тепловыми прицелами. В 2.45 пополуночи Кравченко по спутниковому телефону известил президента о том, что “Биоаппарат” оцеплен.

— Товарищ полковник...

Кравченко повернулся к своему заместителю:

— Слушаю вас.

— Кое-кто из наших людей... словом, они встревожились. Что-то произошло? Может быть, авария?..

Кравченко вынул сигареты.

— Я знаю, что у некоторых офицеров семьи во Владимире. Передайте им, пусть не беспокоятся. Но это все, что вы можете им сказать. По крайней мере, сейчас.

— Спасибо, товарищ полковник.

Кравченко с негромким присвистом выдохнул дым. Он был опытным командиром и понимал, что ложь в общении с подчиненными недопустима. Все тайное быстро становится явным. Но в данных обстоятельствах он не счел возможным упомянуть о том, что в эту самую минуту на одном из московских аэродромов готовится к полету транспортный “Ил-76” армейской бактериологической дезактивационной службы. По-настоящему тревожиться нужно будет лишь тогда, когда машина поднимется в воздух. Если, конечно, это произойдет.

* * *

Пассажирский поезд, прибывающий на вокзал Владимира ровно в три часа утра, начинает свой путь в двух тысячах километров к востоку, в уральском городе Колыма. Владимир — его последняя, и весьма непродолжительная, остановка перед заключительным трехчасовым перегоном до Москвы.

Притормаживая состав, машинист выглянул в окно тепловоза и недовольно фыркнул, завидев на платформе одинокую фигуру. Поезд задерживался во Владимире только для того, чтобы подсадить в вагоны солдат, едущих в Москву по увольнительной. Машинист хотел сэкономить несколько минут, сократив время стоянки.

Рослый пассажир в шинели даже не шелохнулся, когда поезд проезжал мимо. Он стоял в нескольких шагах от края платформы, продолжая всматриваться во тьму, которую рассеивал лишь скудный свет вокзальных фонарей.

Иван Берия, тридцатилетний уроженец Македонии, был очень терпеливым человеком. Он рос и воспитывался в бурлящем котле ненависти и крови, которым стали Балканы. Одной из усвоенных им наук было умение ждать. Когда твой дед вновь и вновь пересчитывает родственников, убитых албанцами, и ты слышишь подобные разговоры день за днем, начинает казаться, что все это случилось буквально вчера. И когда появляется шанс отомстить, ты вцепляешься в него обеими руками, желательно смыкая их на горле врага.

Когда Берия совершил свое первое убийство, ему было двенадцать лет. Он продолжал убивать до тех пор, пока не расплатился по всем кровным долгам семьи. К двадцати годам он заработал репутацию профессионала. К Берии обращались другие семьи, сыновья и мужья которых были мертвы или искалечены, и, расплачиваясь золотом, которое снимали со своих пальцев, запястий и шей, покупали его услуги.

Берия быстро перешел от улаживания межсемейных конфликтов в разряд вольных стрелков, предлагающих себя тому, кто больше заплатит, — как правило, КГБ. Когда над коммунизмом сгустились сумерки, секретные службы все чаще нанимали таких “свободных художников”, поскольку те были надежнее. В то же время, по мере проникновения Запада в Россию, капиталисты, ездившие туда по делам, начинали интересоваться более экзотическими способами вложения средств. Они искали особых людей, которые из-за развития всемирной компьютерной связи между полицейскими и разведывательными службами, все реже встречались на Западе. Через своих людей в КГБ Берия выяснил, что американские и европейские наниматели не жалеют денег, особенно когда нужно покалечить или ликвидировать конкурента.

За пятилетний период Берия похитил более десятка высокопоставленных служащих. Семеро из них отказались дать выкуп и были убиты. Одной из жертв Берии был человек из руководства швейцарской фирмы “Бауэр-Церматт”. Когда поступили деньги, Берия с изумлением обнаружил, что ему заплатили вдвое больше, чем он потребовал. Вместе с деньгами он получил заказ. Его просили не только освободить пленника, но и отбить у конкурента “Бауэр-Церматта” охоту соваться в этот регион. Берия был только рад подчиниться, и это событие оказалось стартом для продолжительных и весьма выгодных для него отношений с доктором Бауэром.

— Эй, ты! Собираешься ехать? У меня расписание.

Берия посмотрел на толстого багроволицего проводника в мешковатой мятой форме, в которой он, по всей видимости, спал не раздеваясь. Даже на свежем уличном воздухе Берия почувствовал спиртной дух, которым несло от железнодорожника.

— Вы должны стоять еще несколько минут.

— Поезд отправится, когда я скажу, а ты оставайся, если хочешь!

Проводник уже собирался подняться в поезд, когда вдруг почувствовал, что его крепко прижали к стальной стене вагона. Ему на ухо вкрадчиво прошептали:

— Ваше расписание изменилось.