ветка пока и опережает рабочую, но не развивается же, а кристаллов-то больше нет. И как её качать в дороге непонятно.

— Не переживай, я что-нибудь придумаю…

И придумал.

— Чэч, иди сюда.

Я обмотал вожжи вокруг небольшого штыря, специально установленного для этих целей впереди фургона, чтобы бык чувствовал их натяжение и продолжал идти вперёд — этакий местный аналог круиз-контроля. И заглянул внутрь фургона. На печке стоял наш самый большой котелок. А в нём горели щепки, пуская танцующие отсветы по матерчатым стенам. Но это ещё не всё — моё спальное было отгорожено самодельной ширмой.

— Источник света, — Агееч ткнул пальцем в сторону котелка, а затем и ширмы, — объект и тень — все условия соблюдены. Скидывай плащ. Да и вообще раздевайся по пояс и садись вон туда.

— Зачем? — я всё ещё не мог понять, что же задумал мой наставник.

— Делай, сейчас всё поймёшь.

Не успел я усесться по-турецки, как плечо пронзила острая боль.

— Ай, Агееч! Ты чего?

Старик полоснул меня ножом, оставив неглубокий, но тут же набухший капельками крови, надрез. И когда только успел клинок выхватить? Я же точно видел, что в руках у него ничего нет.

— Будем твою пассивку «Ускорение восстановления» развивать. Всё сиди — медитируй.

Медитируй! Ещё бы знать, как это делать. Агееч тоже не был в курсе, говорил лишь то, что маги это дело практикуют — медитируют как один. То есть сидят с закрытыми глазами и сопят в носопырки. Но я то знал, что тут ещё что-то должно быть. Только что? Немного поёрзав, устраиваясь поудобнее, постарался откинуть все мысли и сконцентрироваться на дыхании. Вдох — выдох. Вдох — выдох. Ещё и фургон мерно покачивался… Неожиданно боль снова обожгла плечо, заставляя распахнуть глаза.

— Я сказал — медитируй, а не дрыхни!

Так у нас и повелось: до обеда я фургоном управляю, а после, через каждый час на тридцать минут меня Агееч заменяет, отправляя, или восстановление тренировать, или просто разминаться. Все плечи уже в порезах, как у какого-нибудь мазохиста.

— Ничего на свете лучше не-ету, чем бродить друзьям по белу све-ету…

— Хватит, Чэч! Сколько можно завывать словно шардийский шакал. От твоего скулежа у меня уже кишки узлом завязываются!

Тяжело вздохнув, я замолчал. Не оценил Агееч души моей прекрасные порывы. Ну и пусть, что и в этом мире Система не даровала мне музыкальный слух, а голос, как был у иерихонского осла, так и остался. Петь-то всё равно хочется. Отведя взгляд от дороги, бегущей между холмами, принялся смотреть по сторонам. Вокруг была всё та же пустошь, разве что эти самые холмы стали чуть выше, а их склоны круче. А в остальном всё тоже — редкие кусты и пожухлая трава. Правда, местами всё чаще стали встречаться ярко-салатовые пятна свежей поросли. Но и не удивительно, на юг же едем. И дождь уже третий день не льёт как из ведра, а моросит, практически не скрывая обзор. Опа! Вижу цель. Справа в метре от дороги, возле одного такого пятна молодой травы, встал столбиком насторожившийся суслик.

— Агееч, вижу байбака. Стрелять будешь? Твоя очередь.

— Стреляй ты, Чэч, — ответил из фургона старик, который, судя по чуть сбившемуся дыханию, делал какие-то упражнения. — А я его распотрошу, если попадёшь, конечно.

Да, что тут попадать-то, из арбалета-то? Одна проблема, пока его взведёшь, много времени уходит. А постоянно готовым к стрельбе держать нельзя — тетива, сделанная из тонкой проволоки, растягивается. Но наконец всё готово. Прицелился в настороженно следящего за фургоном грызуна и, задержав дыхание, потянул спусковую скобу. Раздался негромкий щелчок и вылетевший болт, спустя мгновение, пробил тело байбака. Отложив арбалет в сторону, схватил копьё, без него Агееч запретил покидать фургон, спрыгнул на землю.

Суслик лежал без движения. Выстрел из арбалета — не мой бросок ножом, одного болта грызунам хватает. Не став заморачиваться и вытаскивать стрелу, полоснул ножом по горлу суслика и поднял тушку за задние лапы, позволяя крови стечь на землю. А потом ещё и размахивать ею стал, стараясь, чтобы красные капли разлетелись как можно дальше, но при этом на меня не попали.

Нет, я не творил никакого тёмного ритуала. Впрочем, и волшбы не творил. Оставлял пахучий след, по которому нас должны найти шакалы или какая другая хищная тварь. Очередная придумка Агееча.

— А чего время зазря терять? Так мы хоть опыта немного наберём и кристаллами разживёмся. Путь и мусорными, но всё же. Нам пока любая мелочь в жилу.

Догнав фургон, я взобрался на каблучок и бросил добычу в специально приготовленную корзину. Старик сейчас прервёт свою тренировку и проверит её на кристаллы. А потом привяжет верёвку и выбросит на дорогу. И будет приманка за фургоном волочиться. Так вчера удалось добыть двух шакалов. Не здоровых шардийских, конечно, те обитают гораздо дальше к югу, а наших местных, в холке мне по колено всего. Но даже к такой мелочи наставник мне разрешил выйти только после того, как всадили в них по паре болтов.

— Рановато тебе, парень, ещё рановато. Живые твари — это не нежить, силу потерявшая, разные фокусы могут преподнести. И Лиры рядом нет для подстраховки.

Лира… Мда… От воспоминаний о девушке разом настроение ухудшилось. Сел на седлушку, поёрзал, устраиваясь. Да, сиденья не такие удобные, как на тех фургонах, что мне довелось ездить раньше. Зато этот — наш. А для меня своё — всегда лучше чужого.

— Ничего на свете лучше… — затянул было я, но тут же прервался, вспомнив недовольство наставника. Слова этой песни были для меня своеобразной мантрой, забивающей мозг и не позволяющей думать о чём-то другом. И стоило мне перестать петь, как нахлынули воспоминания о событиях прошедших дней.

* * *

К Шраму мы пошли вдвоём на следующее утро. Нашли его, как обычно, в трактире, возле барной стойки. Внимательно выслушав, время от времени потирая в задумчивости рубцы на лице, хозяин поместья принял нашу идею на удивление благосклонно и вроде бы даже с каким-то еле скрываемым облегчением. Вызвав управляющего, Владилен Меркулович велел ему выдать нам всё необходимое для экспедиции по минимальным ценам и со скидкой в двадцать пять процентов. А так как нашей общей с Агеечем наличности не хватало даже для частичной оплаты, то оформить рассрочку.

— Заплатите в конце охотничьего сезона. Но смотрите, — тут Шрам, развёл руками, — если всю