– Захид, – снова произнесла она, понимая, что должна сказать ему самые главные слова, хотя от них она станет еще более уязвимой и ранимой.

– Что? – грустно спросил он.

– Я просто хотела, чтобы ты знал – я люблю тебя, мой милый. Люблю тебя больше жизни.

Захид вздрогнул, почувствовав, как ее слова пронзили его сердце, словно самый острый клинок.

– Я знаю это, – тихо ответил он. – И я тоже тебя люблю. Теперь иди. Уходи, прежде чем…

Она кивнула, услышав глухой надрыв в его голосе.

– Прощай, моя любовь, – прошептала она.

– Прощай, Франческа. – Он резко повернулся на каблуках и быстро стал удаляться, по дороге рассеянно прослушав сообщение от своего советника о том, что его личный самолет готов к отлету в Хаярзах. Последнее, что захватило внимание Захида, стал белоснежный корпус самолета, уносивший Франческу в усыпанное звездами ночное небо Марокко. Он долго стоял и ждал, когда самолет совсем исчезнет из вида.

Поднявшись на борт самолета с саднящим от боли сердцем, он сразу направился в туалет, громко захлопнув за собой дверь.

Наконец монарх оказался в одном из немногих мест, где мог позволить себе плакать.

– Будут ли еще распоряжения, ваше величество?

Захид поднял взгляд на стоящего перед ним советника, на лице которого читался немой вопрос, и внезапно осознал, что совершенно не замечал ничего вокруг, погруженный в собственные мысли. Он понял, что просидел деловую встречу, посвященную открытию нового ипподрома в стране, и при этом пропустил мимо ушей все обсуждения. Это повторилось снова.

Так не может больше продолжаться.

Он покачал головой, судорожно сжимая и разжимая длинные утонченные пальцы.

– Нет, пока больше ничего не надо.

– Мы все еще не обсудили до конца церемонию открытия, – деликатно напомнил ему советник.

– Я сказал: не сейчас, – отрезал Захид.

От него не ускользнули многозначительные взгляды, которыми обменялись его два ближайших помощника. Они никак не могли понять, что происходит в его голове последнее время. Казалось, он внезапно стал совсем рассеянным и разучился получать удовольствие и радость от того, что происходит в его жизни.

Можно подумать, этот же вопрос не крутился у него в голове днем и ночью, словно заезженная пластинка.

Он резко поднялся, заставив своим грубым движением подпрыгнуть на месте всех собравшихся в зале. Захид с горечью признался себе, что ведет себя подобно страусу, пытающемуся спрятать голову в песок. Он прекрасно знает правду, но пытается себя обмануть. Причина, по которой монарх пребывает в рассеянности и мрачном настроении, ясна, как небо Хаярзаха ранним утром.

Он скучает по Франческе.

Он даже не мог себе представить, что будет настолько тяжело. Действуя на благо своей державы, он старался забыть сапфировый блеск глаз женщины, которая завоевала его мужественное сердце. Почемуто он искренне надеялся, что чувство выполненного перед своим народом долга принесет ему утешение, немного успокоит его агонизирующий рассудок. Но пока сердце заглушало любые доводы разума и совести.

Однажды вечером ему позвонил младший брат Тарик из Лондона с какимто незначительным вопросом, но Захид сразу почувствовал, что брат хотел узнать, как он себя чувствует. Неужели и до него дошли слухи, что в последнее время шейх не в себе? Подобные разговоры могут нанести значительный ущерб его репутации и нарушить порядок и стабильность положения Хаярзаха. И самой жестокой усмешкой судьбы было то, что Захид до конца не был уверен, что не совершил роковой ошибки. Возможно, пытаясь сделать как лучше, он предпринял самый опрометчивый шаг в своей жизни.

Собрав всех советников, он объявил, что собирается ненадолго в Англию, и на следующий день личный самолет уже уносил его в Лондон.

К трапу самолета уже доставили спортивную черную машину, на которой он обычно передвигался по Европе, и, отдав четкие указания своим телохранителям, сразу же направился по знакомой дороге к дому Франчески в Суррее.

Повсюду в садах разноцветные фонарики украшали кустарники и деревья. Большинство окон на его пути были освещены, и в них виднелись знаки приготовления к предстоящему, любимому всеми празднику. Захиду показалось, что он попал на карнавал. И вдруг он вспомнил, что сейчас декабрь, период рождественских праздников, когда весь западный мир освещается цветными огоньками и радостью, пылающей в сердцах людей. Он опустил глаза и взглянул на часы, чтобы узнать, какое сегодня число.

Двадцать четвертое декабря.

Канун Рождества.

Захид прищурился. Есть ли в этом совпадении тайный смысл? В том, что он едет к любимой женщине в тот день, когда дети развешивают над кроватями носки, чтобы СантаКлаус ночью положил в них подарки.

И вот он наконец свернул на грунтовую дорогу, ведущую к знакомому дому, приказав телохранителям ждать его у ворот. Внезапно раздался рев машины, и его чуть не сбил автомобиль, уносящийся в противоположном направлении. Несмотря на набираемую скорость, Захид успел заметить на месте водителя Саймона Форрестера, лицо которого было перекошено от злости.

Лишь однажды он встречался с женихом Франчески, но прекрасно запомнил этого смазливого красавчика с насмешливым изгибом губ и непослушным вихром волос. Захид почувствовал, как внутри его тихо закипает темная ярость.

Какого черта он здесь делает?

Резко притормозив перед домом и заставив гравий струиться с грохотом изпод жестких колес, Захид выпрыгнул из автомобиля и подбежал к дому. Он громко стучал в дверь до тех пор, пока наконец на пороге не появилась Фрэнки. Она просто стояла и смотрела на него, не мигая, словно не решаясь поверить в то, что перед ней стоит он, а не плод ее фантазий. Он увидел, как краска отлила от ее лица, а нежный розовый кончик языка пытается освежить пересохшие губы. «Наверное, она чувствует себя виноватой», – с горечью подумал он.

– Какого черта здесь делал этот мерзавец Форрестер? – спросил он.

Фрэнки совершенно растерялась. При виде возлюбленного ее сердце забилось так сильно, что казалось, от его стука она может оглохнуть. «Бывшего возлюбленного, если быть точнее», – с болью напомнила она себе. И хорошо, что именно бывшего. Потому что у нее не могло быть никакого будущего с мужчиной, который собирается иметь четырех жен и быть монархом пустынного королевства с дикими средневековыми традициями. Каждый день она не уставала убеждать себя в правоте принятого решения расстаться с ним.

– Ты не можешь вот так просто появляться в дверях моего дома и набрасываться на меня с дурацкими расспросами, Захид! – запротестовала она. – Откуда ты тут взялся?

– А ты сама как думаешь? – Его голос дрожал. От его внимательного взгляда не ускользнули ни темные круги под ее глазами, ни резко выдающиеся на бледном лице скулы, ни слишком свободно сидящий на груди выцветший свитер и болтающиеся на талии джинсы. – Нам надо поговорить.