и купался, наше дневное светило на месте не стояло, карабкалось, и вот оно почти в зените, встречный воздух уже не ласкает разгорячённой физиономии, нет, он дует, как из вагранки, — сущее пекло! Но меня это только радует, ведь это настоящее подлинное солнце, настоящее подлинное пекло и местность вокруг — безлесые невысокие горы с торчащими челюстями скал — настоящая, подлинная, не какая-нибудь картинка на мониторе.

Не нарадуюсь своему неприхотливому синенькому приобретению — знай себе стрекочет. Дорога мне более чем знакома, когда-то часто приходилось ездить из своего родного пункта А в не менее родной пункт Т, где прошли мои отроческие годы. Эти 250 километров много раз проносились мимо моего взгляда в окне автобуса. Помню, в некоторых местах мне сильно хотелось сойти и углубиться в какую-нибудь заманчивую таинственную складку в проносящемся мимо ландшафте, но не хватало неординарности в характере, боязно было покинуть стальной жёлоб вечных и нудных необходимостей. И вот теперь я могу себе позволить сколько угодно отклонений. И позволю! Тут мне вспомнилось, как однажды я уже пытался покинуть наезженную колею. Дело было в молодости, служил я в армии лейтенантом и по долгу службы часто ездил из своего городка в районный центр. В одном месте, примерно в полутора километрах от шоссе, виднелся беленький дом с колоннами, окружённый купами деревьев, ну прямо помещичья усадьба. Про себя я так и окрестил его «Дворянское гнездо». Я всё ездил и ездил, а гнездо это всё наводило и наводило меня на всякие нелепые фантазии: там, конечно же, живут со своей мамой две молоденькие такие тургеневские барышни. Они распивают чаи, у них висит над круглым столом лампа с шёлковым абажуром. У них разнообразные варенья в хрустальных вазочках. Мама у них седая и благообразная, у неё рюшечки, у неё медальон и причёска английской королевы. В гости к ним приехал её внучатый племянник, молодой мичман, только что вернувшийся из кругосветного плавания. Он превосходно играет на рояле, прекрасно поёт романсы. У него бархатный баритон. А уж как он остроумен! А сколько повидал диковинного! Кузины от него без ума. Души их терзаются ревностью, т. к. мичман никак не решит, которой из них отдать предпочтение. Каждая мила и неотразима по-своему. Бедный мичман, такая головоломка! Ах-ах, разрывается сердце! Вот тут-то, как нельзя более кстати, подъезжаю я, лейтенант-строитель, на своём могучем грузовике ЗИЛ-130. Младшая с первого взгляда без памяти в меня влюбляется, и весь запутанный пасьянс удачнейшим образом раскладывается. Всеобщее ликование, идиллия, ну и так далее.

Настал-таки день, я не удержался и сказал водителю: сворачивай, у меня там знакомый, мне надо ему кое-что передать. Свернули. Едем. И что же? Ни фонтанов, ни цветников, ни дворецкого, ни барышень, ни маменьки с рюшечками — забор, ворота, вывеска: «Совхоз им. Калинина. Пункт искусственного осеменения».

Да и дом при ближайшем рассмотрении оказался обшарпанным и неказистым. Из-за водителя пришлось зайти в него с деловым видом и осведомиться о чём-то. Дорога сильно поскучнела. Дурака свалял. С иллюзиями как-никак жить веселей. Конечно, никаких красавиц-дворяночек я и не ждал, но могло же оказаться хоть что-нибудь приличное. Нет, получайте, товарищ лейтенант, пилюлю! Ладно, зато пополнилась моя обширная коллекция разочарований, которой я втайне горжусь.

Дорога не торопясь привела нас к перевалу, за ним последовали как раз такие места, где мне когда-то хотелось выскочить из автобуса и забраться на какую-нибудь скалу или в какую-нибудь нишу повыше над землёй — совершить абсолютно бессмысленный и абсолютно необходимый поступок. Я сворачиваю с трассы — наконец-то сам себе господин! Позволяю себе забраться на высоченный каменный клык. Стою один. Камни, ветер и я. Дышу жадно. Сердце колотится, как птица, угодившая в силки. Не зря старался — зрелище головокружительное. Микроскопический мопедик далеко внизу сияет синенькой точкой. Вокруг невероятный простор, скалистые горы. Седые ковыли, низкие колючие кустарники, коршуны. Коршуны ниже меня! Ветер. Как он уместен здесь и сейчас! Хороший, жаркий и ровный — крепкое, чистое дыхание какого-то исполинского невидимого существа. Я испытываю…

Всё, ни слова больше! Надо быть отпетым дураком, чтобы браться за подобные описания. Что испытал, то испытал, и это моё. Молодец, что свернул с трассы, орёл. Едем дальше. Миновали одни горы, подъезжаем к другим.

У меня кончилась вода — не заметил, как выпил. Несносная жара всё усиливается. Придётся терпеть. Ближайшая вода приблизительно в двух часах езды — впереди маленькая железнодорожная станция, некогда знаменитая на всю страну, там когда-то был осуществлен стык двух ветвей Турксиба и завершилась грандиозная стройка. Там же герой популярнейшей во времена моей молодости книжки Остап Бендер получил свой ненаглядный миллион.

Припекает, припекает солнышко, старается, лезет из кожи вон. Шлем мой нагрелся, голова, как в печке. Именно от того, что вода кончилась, жажда становится нестерпимой — полцарства за глоток! Вспомнилась индийская жара. Брёл я там как-то пешком из рыбацкой деревушки к автобусной трассе. С индийским солнцем вообще ничто не сравнится — миллион паяльных ламп! Через четверть часа — седьмой пот. И тут — крохотная лавочка. Из полумрака девчушка протянула ледяную зелёную бутылочку: «Тен рупис!» Незабываемое было ощущение. Незабываемое. Где ты, ледяная зелёная бутылочка из Беламбера, неземное блаженство за десять рупий? Выжимаю из мопедика всё, на что он способен, потерпи, ишачок! Сейчас перевалим невысокие горки, а там — и станция.

Историческое место открылось после долгого пологого спуска: долина, речушка, горсть домишек. На железнодорожном переезде пришлось пережидать длиннющий состав из одних цистерн. Состав погромыхивал не торопясь, куда ему спешить, он пить не хочет. Мало того, магазинчик при станции оказался закрыт на обед, ждать надо сорок минут. Похоже, маловато я посулил: «полцарства за глоток», — надо было всё царство! Пожадничал, вот и засыхаю теперь на корню.

Сорок минут тянулись, как сорок дней. Наконец пришла хозяйка, настоящая гоголевская Солоха, кровь с молоком, на груди играет острыми лучиками килограммовый кулон в виде черепахи, осыпанной рубинами, изумрудами и сапфирами.

— Что, только бутылку воды, и всё? Из-за этого ждал меня? Ну, чудак! Тут же сто метров пройти — и колонка, там все всегда и пьют.

Ладно, не догадался, что поделаешь, туповат. Зато и пил же я! Пил, пил и пил — такыр, дождавшийся дождя! Взял в запас бутылку. Теперь надо напоить свои полторы лошадки. К счастью рядом заправка. Напоил. Впереди речка и мост. Речушка мелководная. Еду вдоль неё, выбираю удобное местечко с тенистым кустарником. Располагаюсь. Сдираю одежду. Погружаюсь в прозрачную, сладостно журчащую воду. Вода прогрета до восхитительной температуры. Похоже, тридцать