со всех сторон обложенная подушками. Подушки, как я думаю, матушка собирала со всего дома или специально покупала для беременной дочки. Мне же было постелено отдельно, на кушетке. Коротковато, но ничего. А я сам, принявши ванну и накормленный любимой тещей лежал, пытаясь бороться со сном. Вот, только стал придремывать, как супруга разбудила.

Явление зятя в особняк Комаровских с оторванным рукавом и синяком под глазом не вызвало паники, как я опасался. Теща поахала, велела горничной завтра с утра отнести мой несчастный пиджак к портному, а тесть только покачал головой. Он бы с удовольствием предложил зятю выпить коньяка для поправки здоровья, но тут старому графу с зятем не повезло. Понимаю. В моей реальности, когда я еще мог позволить себе выпить, бывало, сиживали с тестем на кухне, чтобы поговорить за жизнь и поругать Ельцина-Горбачева и прочих лидеров нашего государства.

Наталья, увлеченная проектом оказания «гуманитарной» помощи Ирландской революционной армии, хотя и заметила нежданное «украшение» под глазом у мужа, только предложила воспользоваться завтра ее пудрой. Но затирать синяк пудрой?

Я наскоро доложил супруге об исполнении ее задания. В общем и целом, она осталась довольна, но нас очень смущало расстояние и сроки.

— Можно вывести оружие под видом металлолома, — сказала супруга. — Сегодня, после приема во дворце, я кое-кому позвонила. Скажи, маузер может быть винтовкой, или это только пистолет?

— Есть и пистолет, есть и винтовка, — кивнул я, начиная соображать, куда клонит моя супруга.

— Так вот, Франция забирает винтовки из Германии и вывозит на переплавку.

Винтовка «Маузер», это как винтовка системы Мосина. Надежная и почти безотказная машинка, засветившаяся во всех войнах и конфликтах двадцатого столетия. Да и в моем двадцать первом веке ее скидывать со счетом нельзя.

— Если покупать на металлолом, то обойдется в тридцать тысяч франков. Товарищи обещали, что можно все устроить, не привлекая внимания к торгпредству. Правда, еще платить за перевозку. Дашь пятьдесят тысяч?

— Наташа, я сам об этом думал, — признался я. — Можно закупить двадцать тысяч винтовок, даже загрузить их валом, как металлолом, вывезти, а потом завести на Британские острова. Допустим, из двадцати тысяч, сваленных в груду, потом соберем девятнадцать с половиной. Но что мы с боеприпасами станем делать? Предположим, даже если английские таможенники пропустят металлолом, то уж патроны они точно не пропустят. А как мы патроны из Германии повезем? Кто нам продаст четыреста тонн патронов? Ладно, пусть даже двести?

— Если винтовки будут, то патроны к ним товарищи из ИРА как-нибудь раздобудут, — отмахнулась Наташа. — Разве в Англии предприятий мало?

Вот так всегда. Взгляд женщины, либо дилетанта. Почему-то считается, что коли винтовка есть — так весь мир у тебя в кармане. Но без патронов любое огнестрельное оружие просто дубинка. Не уверен, что английские патроны, скажем, от Ли-Энфилд подойдут к немецкому Маузеру. А даже и подойдут, как их приобрести в таком количестве в Англии? В оружейный магазин с подобным предложением не придешь, а на фабрике… Покупатель окажется в полиции через час, максимум через два, потому что, в противном случае, через сутки в каталажку посадят самого продавца, будь он даже владельцем фабрики. Я попытался представить патрон от немецкого и патрон от английского оружия… А ведь и вспомнил! Нет, не подойдут аглицкие патроны к немецкой винтовке.

Но спорить с беременной женщиной я не стану. И денег на эту авантюру не дам. Грех немножко не пощипать Британскую империю, но щипать ее нужно с умом. Британия — не простая курочка, а птица со стальным клювом, а нам она пока не по зубам. Эх, а до чего же хочется! Я ж даже принципам своим изменил — не помогать Коминтерну.

Ручное оружие на металлолом… Что-то мне вспомнилась моя реальность, конец восьмидесятых — начало девяностых годов, когда воинские части выводились, а оружие и снаряжение уходило даже не за копейку, а за полушку. И на Череповецкий металлургический комбинат пришло несколько вагонов с оружием. Явление, в общем-то нормально. И пушки переплавляли, и старые танки. Но там были автоматы Калашникова, ручные пулеметы и штык-ножи. Сейчас уже не упомню, сколько именно единиц стрелкового оружия не доехало до конверторной печи — кто-то говорил, что вагон, а кто — полвагона, но долго потом милиция разыскивала и стволы, и их хозяев. Официально все было найдено, а вот неофициально?

Но что-то мне еще не нравилось в словах супруги. Что же? А, понял. Тридцать тысяч за сто тонн металлолома — многовато. Дурят Наташку.

Мы тут как-то прикидывали — а не стоит ли вывозить в Европу металлолом? Не из России, а из Крыма. Там и старые корабли стоят, которые нет смысла восстанавливать, и прочих железок много. Но вывозить металл получается дороже, нежели прибыль.

— Наташа, а кто тебе такую сумму назвал — тридцать тысяч?

— А что, понадобится больше? — забеспокоилась супруга.

— Наоборот. Нынче старого железа много, суда на металлолом режут, так килограмм железа стоит четыре сантима. Правда, килограммами никто покупать не станет, расчеты идут на центнеры и на тонны. Значит, тонна металлолома нам обойдется в сорок франков. Не думаю, что винтовки оценивают дороже, нежели корабельное железо, если они пойдут на переработку. У меня с арифметикой всегда плохо было, сама посчитай — сколько понадобится, если купим сто тонн?

На самом-то деле я уже прикинул, но пусть выпускница гимназии тоже поработает.

— Получается — четыре тысячи франков, — упавшим голосом сказала Наталья.

— Есть разница — тридцать тысяч или четыре? — покачал я головой. — Но я подозреваю, что четыре сантима — это еще и дорого. Выясни, что за товарищ тебе такие цены назвал и нет ли у него какой-то корысти?

— Выясню, — твердо сказала жена.

— Еще, Наташенька, душа моя. Я не очень большой специалист в военном деле, но немного повоевал и кое-что понимаю. В Англии мы боеприпасы к немецким винтовкам точно не найдем. У англичан все свое, включая метрическую систему. И гильза у патрона к английской винтовке другая. Калибр, пусть и схожий, но имеется разница в гильзе — у аглицких выступающие закраины. Так что, давай не будем пока делать резких движений.

Не стал говорить супруге, что кроме элементарной человеческой жадности, может быть еще и подстава. Не факт, конечно, но подозрения имеются. А вот кто кого собрался подставить — пусть французская компартия сама разбирается.

Как бы я не хотел устроить себе маленький отпуск — типа, пока фингал не сойдет, отсидеться в особняке Комаровских, но уже на следующее утро водитель вез меня на работу. Отдохнул и хватит. Бывший поручик Лоботрясов посматривал на меня в зеркальце, но помалкивал и вопросов не задавал. Не положено. И я не стал заводить с ним разговор о его приятелях, так некстати встретившихся мне в салоне.

В торгпредстве вопросов тоже никто не задавал. Или почти никто.

— Это не в президентском ли дворце приложили? — ехидно поинтересовался Петрович.

— Именно там. Мсье Мильеран самолично по морде дал. Дескать — это вместо посвящения в рыцари. А уже потом крестик вручил.

— Ишь, как тут у них строго, — восхитился сапер. — Орден-то покажете, товарищ начальник?

Вытащив из кармана орден, передал его Александру Петровичу. Тот внимательно осмотрел, подкинул на ладони и вздохнул:

— Эх, а вот мои ордена…

Мог бы и не вспоминать, что его собственные ордена сгинули где-то в Архангельске. Может, когда его наши в плен взяли или уже потом, в фильтрационном лагере. Впрочем, награды бывшего штабс-капитана могут сейчас лежать в каком-нибудь потаенном местечке.

— Не полагается ордена без обмывки носить, — строго сказал Петрович.

Да знаю я, знаю. Сам обмывал некогда свои регалии.

— Так я его и носить не собираюсь. Разве что — на очень торжественные случаи в Елисейском дворце. Но вряд ли я еще раз там появлюсь.

— Как знать, — хмыкнул Петрович, возвращая мне орден. Возвращаясь к своим делам начальника охраны — то есть, к болтовне с охранниками, Исаков сварливо сказал: — Там тебя, товарищ начальник товарищ Кузьменко заждался. Уже бьет копытом. Дело-то у нас, сами знаете, нехорошее.

Я покивал. Дело у нас и на самом деле нехорошее, а уж насколько оно нехорошее, Александру Петровичу знать не стоит.

Меня ждал не только Никита, но и Светлана Николаевна. Тоже понятно. Все-таки, они знали чуть больше, нежели остальные.

— Олег Васильевич, кто это вас? — всполошился мой заместитель, а бывшая подпольщица только спросила: — А что, у Натальи Андреевны бодяги не нашлось? У меня есть, могу сходить.

Про бодягу-то я и забыл. А Светлана Николаевна, не слушая никаких возражений, ушла и скоро вернулась с пакетиком порошка и бутылочкой масла. Не знаю — есть ли смысл мазать уже проявившийся во всей красе